И она продолжала излагать свои странные мысли и теории, из которых я понял только, что всему человечеству угрожает опасность страшнее чумной эпидемии.
«Это случается однажды за несколько циклов, – рассказывала сестра, – пока чистая душа медлит войти в тело новорожденного, туда проникает душа-кулос. Две души проживают жизнь вместе, и злое начало обретает доступ к земным делам. Я чувствую, что должна снова встретиться с этим несчастным. Вполне возможно, что он нас не узнает: его нормальная душа может не справиться с пережитым этой ночью потрясением и память будет стерта».
На следующий вечер примерно в тот же час сестра настояла, чтобы я отправился с ней в «Фоли-Бержер», в сад при варьете, которым мы не особенно увлекались. Когда я стал отказываться, она сказала: «Это там. Я должна пойти», и при этих словах у меня по спине пробежала дрожь.
Мы поехали туда и в саду сразу обнаружили Ричарда Бервелла, который сидел за столиком и любовался явно непривычным ему зрелищем. Сестра на миг заколебалась, а потом отпустила мою руку, приблизилась к столику и уронила прямо перед Бервеллом приготовленную карточку. С тенью грусти на прекрасном лице она вернулась ко мне, и мы ушли. Было понятно, что он нас не узнал.
До тех пор я выслушивал удивительный рассказ ученого молча, но тут начал осаждать его вопросами.
– Чего хотела добиться ваша сестра, давая Бервеллу карточку?
– Она надеялась, что с ее помощью Бервелл поймет, в каком находится положении, то есть что чистая душа узнает о ее мерзком спутнике.
– И это ей удалось?
– Увы, нет. Этот человек был не способен видеть изображения, доступные глазу любого другого. Человек-кулос не может знать о своем падении.
– И однако же этот человек годами вел самую что ни на есть образцовую жизнь?
Посетитель покачал головой.
– Согласен, наступило улучшение, связанное в основном с экспериментами, которые я проводил по желанию сестры. Но демонскую душу изгнать не удалось. Мне жаль это говорить, доктор, но ваш пациент был не только убийцей с Уотер-стрит, но и тем таинственным душегубом, что оставлял после себя изуродованные женские трупы. В последние десять лет его кровавые деяния неоднократно ставили в тупик полицию Европы и Америки.
– И вы об этом знали, но не донесли на него?
– Такое обвинение невозможно было бы доказать, а кроме того, я поклялся сестре, что не стану предпринимать в отношении него ничего, кроме упомянутых экспериментов. Что значат его преступления, если сравнить их с великим тайным знанием, которое я теперь могу подарить человечеству?
– Тайным знанием?
– Да, – серьезно и убежденно подтвердил ученый, – теперь, доктор, я могу сказать, что вскоре всему миру станет известно: есть способ выведать у любого живого человека самые заветные тайны, касающиеся его жизни, если только они сохранились в памяти; ведь только память способна породить в мозгу материальные картины, которые путем ментального излучения можно спроецировать вовне и запечатлеть на фотографической пластинке точно так же, как любой другой объект.
– Неужели, – воскликнул я, – вы можете фотографировать доброе и злое начала, имеющиеся в каждом из нас?
– Именно. Великая истина о двойственном существовании человеческой души, о которой смутно догадывался один из ваших западных писателей, продемонстрирована мною в лаборатории с помощью фотокамеры. Я поставил себе цель в должное время вручить это драгоценное знание немногим избранным, чтобы они хранили его и достойным образом использовали.
– Поразительно! – воскликнул я. – А теперь, если можно, расскажите мне о доме на Рю-Пикпю. Вы там бывали?
– Мы там побывали и обнаружили, что уже полвека в этом месте нет никакого дома. Продолжать поиски мы не стали[99].
– А надпись на карточке – вы помните, что там было? Ведь Бервелл рассказывал, что чернила выцвели?
– У меня есть кое-что лучше: фотография карточки и надписи, предусмотрительно сделанная сестрой. Чернила у меня в ручке были плохие, я подозревал, что они выцветут. Завтра я принесу вам фотографию.
– Я буду в доме Бервелла, – предупредил я.
На следующее утро посетитель явился, как обещал.
– Вот фотография карточки, – сказал он.
– А вот и оригинал, – ответил я, срывая печать с конверта, взятого из металлической шкатулки Бервелла. – Я ждал вашего прихода, чтобы на него посмотреть. Да, надпись в самом деле выцвела; карточка на вид совершенно чиста.