MITI and the Japanese Miracle: The Growth of Industrial Policy, 1925-1975

Система высоких темпов роста, как и основные приоритеты государства, была для Японии не столько вопросом выбора, сколько необходимостью; она выросла из серии экономических кризисов, которые обрушились на страну в эпоху Сёва*. К наиболее очевидным из них, помимо финансовой паники 1927 года и нефтяного шока, относятся вторжение в Маньчжурию в 1931 году, фашистские атаки на капитализм в 1930-е годы, война с Китаем в 1937-1941 годах, Тихоокеанская война, крах экономики в 1946 году, линия Доджа 1949 года, спад после Корейской войны 1954 года, либерализация торговли начала 1960-х годов, спад 1965 года, либерализация капитала 196776 годов и кризис здравоохранения и безопасности начала 1970-х годов. Конечно, отрадно, что Япония в конечном итоге получила мощную концепцию того, как достичь своих приоритетов, и затем применила ее со всей строгостью и тщательностью. Но было бы аисторично и неинформированно рассуждать, если бы не отметить, что японская система высоких темпов роста стала результатом одного из самых болезненных этапов пути к современности, который когда-либо приходилось переживать любой стране.

Возможно, другое государство сможет перенять японские приоритеты и систему высоких темпов роста, не повторяя историю Японии, но опасность институциональной абстракции столь же велика, как и потенциальные преимущества. Во-первых, именно история бедности и войны в Японии в первую очередь закрепила и узаконила японские приоритеты среди населения. Знаменитый японский консенсус, то есть широкая народная поддержка и готовность упорно трудиться во имя экономического развития, характерные для японцев в 1950-1960-е годы, - это не столько культурная черта, сколько вопрос тяжелого опыта и мобилизации значительного большинства населения на поддержку экономических целей. Готовность японцев подчинить желания отдельного человека желаниям группы заметно ослабевает по мере того, как на сцену выходят поколения, не имевшие опыта нищеты, войны и оккупации. На сегодняшний день Япония не сталкивается с проблемами эгалитаризма, характерными для других государств, по той простой причине, что все японцы стали одинаково бедными в результате войны и послевоенной инфляции, а также потому, что для всех практических целей она запрещает иммиграцию в свою социальную систему.

Приоритеты японского государства вытекают прежде всего из оценки ситуационных императивов Японии и в этом смысле являются продуктом не культуры, социальной организации или замкнутости, а рациональности. Эти ситуационные императивы включают в себя позднее развитие, недостаток природных ресурсов, большое население, необходимость торговли и ограничения, связанные с международным платежным балансом. Возможно, можно позаимствовать приоритеты и институты Японии, но ситуативный национализм ее народа в 1950-1960-е годы - это то, что другой народ должен развивать, а не заимствовать. В 1920-1930-е годы Япония пыталась решить стоявшие перед ней экономические проблемы, передав государству ответственность за экономическое развитие. Разумеется, то, что государство сделало в 1930-е годы, ухудшило, а не улучшило ситуацию, но тот факт, что могли существовать альтернативы, более предпочтительные, чем те, что были приняты, не умаляет рациональности приоритетов. Те же ситуационные императивы существуют в Японии и сегодня, хотя их удалось смягчить за счет зарубежных инвестиций, положительного сальдо торгового баланса, диверсификации рынков и так далее. Развитие экономики было главным приоритетом японского государства, поскольку любой другой путь предполагал зависимость, бедность и возможный распад социальной системы. Независимо от радикальных изменений политического режима, произошедших в эпоху Сёва*, экономические приоритеты всегда находились на первом или почти первом месте в повестке дня государства, и это константа, которая вряд ли изменится.