«Митьки» и искусство постмодернистского протеста в России

Чтобы дать ответ на все эти вопросы, необходимо рассмотреть ряд обращений к теме алкоголизма в «митьковском» творчестве. Показательно, что если в других областях литературного и художественного творчества группы (в вопросах гендера, сексуальности и оценки западного искусства) наблюдается широкий разброс мнений (подчас диаметрально противоположных), то описания алкоголизма отмечены удивительным единодушием, словно каждый участник движения — даже теперь, в 2018 году, в его ретроспективную фазу — является частью слаженного ансамбля, исполняющего одну и ту же композицию. В результате репрезентация алкоголизма становится единственным по-настоящему коллективным «митьковским» текстом, единственной сферой, где ярко проявилась их эстетика и этика взаимопомощи и антииерархического социального устройства. Первой нотой в этой общей мелодии можно назвать сдержанное признание вдохновляющего воздействия алкоголя на творчество. В одном из интервью автору этих строк Александр Флоренский признает, что в 1980-е годы употребление алкоголя нередко побуждало его к творчеству, так как в состоянии опьянения «обостряются все чувства»[255]. Однако в той же беседе он также заметил, что в полной мере оценить экспозицию городских музеев и галерей смог лишь тогда, когда в 1994 году полностью перестал пить. Как Флоренский признавал в том же разговоре, был такой момент «в нескольких первых месяцах протрезвления», когда он испытывал странное «ощущение бесконечности пустого времени»: «ну и что, погуляю час или два, и целый день впереди <…> рисовал час, два, три, и еще целый день впереди. Сходил во все музеи, прочитал все книги, которые собирал». «Посталкогольное» творчество «Митьков» напоминает еще одну цитату из Блейка: «Дорога излишеств ведет к дворцу мудрости»[256]. Подобно «Митькам», Блейк остро сознавал напряжение, существующее между изображением и письменным словом, а подчас и их несоизмеримость. До 1993 года, когда художники сообща вступили на путь трезвости, «митьковское» изображение алкоголизма оставалось преимущественно литературным.

После того как Шагин, чета Флоренских, Шинкарев и Тихомиров посетили в один и тот же год Соединенные Штаты, алкоголизм стал темой преимущественно «митьковских» рисунков и картин, а не текстов, словно трезвость лишила художников литературного голоса. Связь между пристальным вниманием к визуальности во всех ее проявлениях: разглядыванию, чтению, наблюдению — и отказом от алкоголя является важной отличительной чертой позднего творчества группы. Причины этого общего сдвига режимов репрезентации и точная природа его взаимосвязи с трезвостью остаются не до конца ясными и, несомненно, нуждаются в дальнейшем исследовании. На данном этапе, однако, можно сделать вывод, что положенная в основу программы «12 шагов» групповая модель реабилитации, возможно, способствовала диалогу внутри объединения, расставившему определенные тематико-терминологические акценты в общем «митьковском» дискурсе. «Приверженцы программы „12 шагов“, — пишет Триш Трэвис в своем исследовании, посвященном реабилитационному движению в Соединенных Штатах, — исчисляются миллионами человек; это многоликая и многогранная культурная формация, имеющая собственную интеллектуальную историю и развивающуюся эстетику»[257]. Можно предположить, что у некоторых алкоголиков культура речи и диалога, на которой построены программы реабилитации, приводит к определенной усталости от литературных форм, так что, обращаясь к иному режиму выразительности, никак не связанному с процессом лечения, некоторые пациенты испытывают облегчение. С этой точки зрения — безотносительно к текущему спору Шагина и Шинкарева о том, кто является истинным хранителем коллективного наследия, — можно сказать, что сегодня «Митьков» объединяет дух большего коллективизма, нежели в советский период хмельной «славной молодости».