Оба Флоренских продолжают начатый «Митьками» в 1980-е годы разговор о распределении гендерных ролей, обращая внимание на тот факт, что подоплекой актов самоотверженного, казалось бы, героизма нередко оказывается гордыня. Обращаясь к теме коммерческих аспектов собственного творчества, в котором могут воссоздаваться рекламные образы (например, в цикле Ольги «Вывески» [2010–2013], предполагающем еще бóльшую стилизацию образчиков рукописного «бытового шрифта»), Флоренские признают маркетинг как эстетику совместного художественного труда. В произведениях «постмитьковского» периода Ольга и Александр Флоренские — и по отдельности, и в качестве единой команды — исследуют глубинную суть «митьковского» идиллического коллективизма, приходя к смелым и независимым аналитическим выводам, выявляющим и развенчивающим неявную искусственность, театральность, которая в действительности пронизывала пространство «неподцензурной» культуры, лишь казавшееся чем-то непредсказуемым, импровизированным. Кроме того, интерпретацию мужского и женского начал (этот вопрос становился в 1980–1990-е годы предметом смелых трактовок авторства разных «митьков», однако в целом оставался на периферии творчества коллектива) Флоренские помещают непосредственно в центр своего «постмитьковского» творчества.
При этом подход Ольги и Александра к гендерным категориям отличается от подхода других «митьков» периода расцвета движения — как в стилистическом отношении, так и в плане расстановки акцентов. Исследование «О & А Флоренскими» текучей природы гендера и индивидуального действия по смелости превосходит любые аналогичные попытки Шагина, Шинкарева и Тихомирова. В творчестве Шинкарева «Митьки» разыгрывают коллективную солидарность, будто некую пантомиму, заостряя внимание читателя на гротескном характере групповой однородности. «А может, ему, человеку, ради удовлетворения своих деспотических амбиций вовсе не обязательно убивать», — пишет Ольга в предисловии к своей выставке «Таксидермия» (1998; первая часть инсталляции, за которой последовали «Смиренная архитектура» Александра и совместный «Передвижной бестиарий»); что, если можно получить более глубокое удовлетворение, подвергая символическому насилию чучела, эти рукотворные изображения живых существ?[268]
Спустя двенадцать лет Шинкарев напишет в «Конце митьков», что группа не имела основателей, а возникла спонтанно, как содружество художников, желавших свободно делиться своим искусством[269]. В творчестве Флоренских присутствуют обе стороны «Митьков»: и вкус к свободному, хотя и чреватому конфликтами союзу, в рамках которого каждого художника, пусть и выступающего отдельной творческой единицей, связывают мощные узы с другими членами коллектива; и обращение к ритуализованной игре как стратагеме слома эксплуатационных авторитарных практик.С момента публикации шинкаревского «Конца митьков» (2010) Флоренские не менее, чем Тихомиров и сам Шинкарев, стремятся отойти в своем творчестве от группового наследия. За последнее время Ольга и Александр осуществили целый ряд новых проектов, на вид никак не связанных с «Митьками» или, по крайней мере, не носящих того подчеркнуто литературного характера, что был свойствен творчеству четы в конце 1980-х и в 1990-е годы. Во многих из этих новых проектов авторы стремятся добиться динамичного, подвижного соотношения изображений и разных письменностей; другие представляют из себя визуальные дневники, нередко в жанре травелога. И хотя эти новые картины, рисунки и отмеченные влиянием Матисса коллажи не отсылают напрямую к «Митькам» и не обращаются к загадке функционирования художественных коллективов и успеха совместных проектов, Флоренские, пожалуй, продолжают совершенствовать свойственные «Митькам» концептуалистские аспекты.