Перед мраморным дворцом остановился автомобиль, из которого вышел Август. Он вошел в комнату, небрежно бросил портфель, снял со стола и поставил на пол антропологические инструменты жены. Достал бутылку виски, наполнил стакан и выпил залпом. Он явно был не в духе. В комнату вошла Кристина в белом халате, держа в руках свежие, еще мокрые фотографии.
— Я получил письмо от Лютца Линке из Америки, — произнес Август.
— Это тот, которому концерн предоставил стипендию?
— Да, это он. Пишет, что вскоре весь мир узнает о его успехах. А я сижу здесь, в этой вонючей красильне, в этом заплеванном городе, на задворках мира, и веду паскудную двойную жизнь! А ведь я мог бы…
— Не мог бы, дорогой мой, не мог. Тебя бы не послали, ведь твой брат был сначала женат на польке, потом на еврейке, и обе они были противницами национал-социализма. К тому же Карл остался им до сегодняшнего дня, а наши знают, что делают. Твое место здесь. И хорошо, что все именно так. — Только сейчас Кристина заметила, что ее инструменты находятся на полу, а на столе стоит бутылка виски.
— Ты с ума сошел?! Разве не видишь, что я работаю? — произнесла она со злостью.
— В конце концов, я хочу жить как нормальный человек, в нормальном доме, а не созерцать постоянно эту гадость.
— Когда ты на мне женился, ты знал, что я занимаюсь научной работой…
— Это не наука, а бред. Ведь ты даже не знаешь, чьи это черепа. Господи, как это противно!
— А знаешь ли ты, как противны эти твои гниющие растения и животные, из которых получается нефть? — парировала Кристина, указывая на висящий на стене макет. Она подняла черепа и положила их на стол.
— Я же сказал, что не хочу этого видеть! — крикнул Август, одним движением смахивая черепа на пол.
— Бесись, бесись! Знаешь, что я тебе скажу? Это зависть, низкая зависть, ты ведь прекрасно знаешь, что ты никто, ты просто маленький человечек, ноль. Да! Ты работаешь в вонючей красильне, поскольку ты — вонючая бездарность. Скажу тебе больше: ты сгниешь здесь. Так тебе и надо, ты, несостоявшийся Менделеев! Ты же шут. Ты даже самому себе не можешь признаться, что всегда был нулем, самым обычным подхалимом, так что бесись! Тебе все равно не перекричать правды, а правда в том, что я, дочь лавочника, интеллектуально выше тебя, гнилого аристократа…
— Посмотри в зеркало, что у тебя написано на лбу…
— Что?
— Дура! Я увидел это в первый же день, когда познакомился с тобой.
Кристина не могла совладать с собой.
— Ах ты скотина! — завопила она, готовая броситься на мужа.
Но тот быстро выскочил из комнаты, громко хлопнув дверью.
Как раз в это время подруги в салоне заканчивали разговор. Марта, стоявшая у окна, заметила, что из дворца выбежал Август и нервным жестом подозвал к себе ожидавшего во дворе рабочего. Потом огляделся по сторонам и повел человека в сером вылинявшем костюме в каморку, в которой садовник держал свои инструменты. Она заметила также, что этот рабочий ведет себя как-то неестественно, даже подозрительно. Заинтригованная, она сказала Ширин:
— Ну, мне пора, моя дорогая, я и так отняла у тебя слишком много времени. Надеюсь, ты позволишь зайти к тебе, когда я в следующий раз буду во дворце.
— Ты же знаешь, мне всегда приятно видеть тебя. До свидания.
Марта быстрыми шагами пошла в сад и направилась к сарайчику, заросшему диким виноградом. Через щель в стене довольно хорошо были слышны слова.
— Ах ты падаль! — в бешенстве говорил Август. — Ты же должен был приходить только по моему вызову!
— Это ваш брат, ваша милость, господин барон меня позвал. Я, ваша милость, ничего не сказал. Я только, по правде говоря, выпил немного, понимаете, письмо я получил, сын экзамен сдал, вот я и похвалился перед друзьями, что он у меня в Берлине… Ну и господин барон меня вызвал, сам вызвал. Но он совершенно не был сердит на вас… Даже дал деньги на билет, чтобы сын приехал на каникулы. А о том деле я, правда, ничего не сказал…
— Это все?
— Да, ваша милость.
Марта, поняв, что Август сейчас выйдет, быстро прошла в глубь сада и через двор вышла на улицу, где ее ждал извозчик. Села в коляску, но велела кучеру подождать. Спустя минуту человек в сером выцветшем костюме вышел из ворот и быстрым шагом направился в сторону города. Марта велела извозчику медленно ехать за ним. За углом она остановила коляску, вышла и направилась за неизвестным мужчиной. Он остановился перед чайханой. Низкий дощатый помост был устлан ковром, сидя на котором иранцы пили чай. Работник тоже сел на ковер, подогнув ноги по-турецки. Напротив чайханы находился ларек с женской одеждой. Марта рассматривала вывешенную там материю, незаметно наблюдая за рабочим. Он заказал чай, вынул из кармана письмо и развернул его. Вертя листок бумаги в руках, он всматривался в ряды букв, которые не мог прочитать. Рабочий был неграмотен. Кто-то из пивших чай предложил:
— Хочешь, я тебе помогу? Это, наверное, письмо из армии?
— Не из армии, а из самого Берлина. Мой сын там учится.
— В Берлине?
— Инженером будет, — с гордостью сказал рабочий и протянул письмо незнакомцу.
Тот начал читать: