Митрополит Филипп

Государь, по всей видимости, считал, что «строптивый» митрополит наказан слишком мягко. Опричники схватили приближенных Филиппа — старца и трех дворян, служивших Московскому митрополичьему дому: Леонтия Русинова, Никиту Опухтина, Федора Рясина, Семена Мануйлова. Их отправили в тюрьму, затем вытащили оттуда и принялись водить по улицам столицы, нанося удары булавами. Вскоре последний из старцев рухнул наземь в лужу крови. Им пришлось претерпеть боль, поругание и позорную смерть, но имена страдальцев остались незапятнанными.

Расправа над ними ничуть не поколебала Филиппа.

Тогда Иван Васильевич велел отрубить голову его троюродному брату Михаилу Ивановичу Хромому-Колычеву и отнести ее Филиппу, отдыхавшему от темницы в Никольской обители. Возможно, митрополиту намекали: еще можно раскаяться в неповиновении, благословить опричные зверства и заслужить прощение царя. А то ведь родственников у Филиппа много… Судя по косвенным данным, Иван IV отобрал тогда ряд земельных владений, принадлежавших семейству Колычевых.

Надавить на старика не получилось.

Когда Филиппу принесли голову, он поклонился гонцу с окровавленным подарком до земли, благословил его и поцеловал волосы мертвого брата. Не проронив ни слезинки, он лишь попросил передать Ивану Васильевичу: «Блаженны те, кого избрал и к себе принял Господь. Память о них сохранится из рода в род».

Теперь царь знал: можно перебить всех родственников и добрых друзей Филиппа, оросить кровью половину Москвы, положить под топор сотни верных служилых людей, которые так нужны на поле боя, прикончить десятки священников, но всё будет напрасно — Филиппа ему не сокрушить.

Для государя пришло время смирения. Его победили. Униженный старик противостоял царю и не уступил. Его можно было и дальше пугать, морить голодом, калечить, пускать под топор самых дорогих для него людей, но добиться покорности и благословения всё равно не удалось бы. Новое мучительство вело к позору царского имени. Москва чувствовала это, и даже опричники не настаивали на продолжении борьбы с опальным архиереем.

Неправедный суд был посрамлен. И в этом было высокое значение событий, происходивших осенью 1568 года в Москве.

Закончился Филипповский пост[91], миновали рождественские праздники. Наступил январь. Митрополита ждала ссылка: его отправили в тверской Отроч монастырь. Это был своего рода почет, хотя и странный с сегодняшней точки зрения. Отроч монастырь возник в ХШ веке у впадения Тверцы в Волгу. Во времена независимости Твери он отличался богатством и считался наиболее чтимой обителью во всем княжестве. Но и при власти Москвы монастырь не потерял высокого статуса: правили им архимандриты, а не игумены. Здесь за полтора десятилетия до Филиппа томился особо важный узник — опальный Максим Грек[92]. Святителю досталась тюрьма весьма высокого уровня.

Есть у «дела» митрополита Филиппа шлейф, на который мало кто обращает внимание: судьба главного следователя, готовившего обвинительный материал для суда.