Митрополит Филипп

Некоторые факты, упомянутые бывшими опричниками, подтверждаются иными источниками, например обширным известием об опричных годах в Пискаревском летописце. Само существование опричного братства — явление кратковременное. Оно не могло появиться ранее окончательного переезда Ивана IV в Слободу (вторая половина 1568 года) и вряд ли пережило период, когда казни обрушились на само опричное руководство (первые месяцы 1571 года), в том числе ушел из жизни «келарь» — князь Афанасий Иванович Вяземский. Его кончине предшествовали долгие избиения (правёж), в ходе которых князь должен был расстаться по частям со всем имуществом. В дальнейшем, кстати, на протяжении нескольких лет (до 1575 года) не было и массовых казней, а то, что описывают Таубе и Крузе, относится ко времени масштабного террора. Всего, таким образом, не набирается и трех лет существования опричного братства. Но это наиболее расширительное толкование. На самом деле вся история странного Слободского ордена (так удобнее всего называть эту организацию) насчитывает, быть может, несколько месяцев, а то и недель. Ведь Иван Васильевич провел значительную часть того периода в разъездах. Он подолгу бывал в Москве, занимался разгромом вотчин И. П. Федорова, несколько месяцев провел в походе на Новгород и другие северные области, принимал опричный военный смотр в Старице, выезжал на юг «по крымским вестям». Что же остается? Твердо можно говорить о нескольких месяцах в середине 1569 года (до Новгородского похода), а также о промежутке от марта — апреля 1570 года до середины мая 1571-го (с перерывами). По всей видимости, именно тогда, в 1570–1571 годах, и существовал Слободской орден.

Р. Г. Скрынников сделал остроумное и, по всей видимости, справедливое замечание о времени начала опричного ордена: «Пока [митрополит] Филипп сохранял пост главы Церкви, он не потерпел бы, чтобы опричные палачи разыгрывали кощунственный спектакль. Когда Филипп покинул митрополию, руки у Грозного оказались развязанными»^{24}. А Филипп был свергнут с кафедры осенью 1568 года.

Другой современный историк, А. А. Булычев, исследовал символические функции одежды опричников, а также атрибутов, которые им были вручены, — метлы и собачьей головы. Он считает, что прообразом государева слуги, экипированного подобным образом, стал «светлый ангел-мучитель древнерусских апокрифов и, отчасти, духовных стихов, обитающий в преисподней». Единственной задачей такого существа было безжалостное физическое наказание грешников. «В этом контексте вполне удобно рассматривать собачью голову как мистического двойника страшного адского пса, а метлу — как священный оберег и мощное магическое оружие для борьбы с бесами и неправедными, преступными людьми. Причем функциональная тождественность Божьего ангела-мучителя и его антипода, инфернального демона-«пекельника», сообщала семантике опричного воина соблазнительную двойственность, почти стиравшую чрезвычайно зыбкую границу между светом и тьмой, добром и злом». Не зря Иван Васильевич так почитал «грозного воеводу Небесного воинства» — сурового архангела Михаила.

По мнению Булычева, царь Иван IV «предстает перед нами человеком изощренного ума, воплотившим свои поистине обширные познания как «высокой» книжной, так и традиционной культуры в чудовищной пенальной системе, в основу которой был положен принцип умерщвления не только плоти, но, главное, души преступника. Тщательно продуманная символика «обрядов» казни «государевых ослушников» вынуждает усомниться в достоверности рассказов о расправе Ивана IV над своими жертвами в состоянии спонтанных приступов ярости, вызванных расстроенной психикой московского венценосца. Напротив, массовые репрессии в России второй половины XVI столетия явились страшным «плодом» цинически расчетливой, холодной политической воли помазанника Божия, перепутавшего христианскую идею неограниченной земными институтами власти самодержавного монарха с правом на вседозволенность, усвоенную себе языческими правителями античного Рима»^{25}.

В наши дни некоторые публицисты видят в Слободском ордене высшую форму религиозного служения, нечто концентрированно русское и в то же время концентрированно христианское. Другие сравнивают его с рыцарскими и монашескими орденами Европы. Но такое христианство — на грани сатанизма! Кое-кто из историков видит в Слободском ордене одно из многочисленных тайных (эзотерических) обществ, которыми кишела тогда Европа. Не монастырская братия, но пародия на нее; не юродство, но охальничество; не прямое исповедание веры, а вычурная царская прихоть. Надо полагать, при Филиппе Слободской орден и впрямь был невозможен. Вряд ли потерпел бы человек строгой иноческой жизни подобное псевдомонашество.

Довольно сказано о корнях опричнины. Пришло время поговорить об образе действий опричников.

Важно помнить: политика ранней опричнины (1565–1567) не знала Слободского ордена и обходилась без масштабных репрессий, ставших нормой позднее.