Митрополит Филипп

Вот известие о «расследовании» Ивана Грозного от других немцев-опричников – Иоганна Таубе и Элерта Крузе: «[Иван Васильевич] рыскал в течение шести недель кругом Москвы по имениям благородных бояр и князей. Он сжигал и убивал все, что имело жизнь и могло гореть: скот, собак и кошек, лишал рыб воды в прудах. Все, что дышало, должно было умереть и перестать существовать. Бедный ни в чем не повинный деревенский люд, детишки на груди у матери и даже во чреве были задушены. Женщины, девушки и служанки были выведены нагими в присутствии множества людей и должны были бегать взад и вперед и ловить кур. Все это для любострастного зрелища, и когда это было выполнено, приказал он застрелить их из лука. После того, как он достаточно имел для себя жен указанных бояр и князей, передал он их на несколько дней своим пищальникам, а затем они были посажены в телеги и ночью отвезены в Москву, где каждая сохранившая жизнь была оставлена перед ее домом. Но многие из них покончили с собой или умерли от сердечного горя во время этой постыдной поездки».

А вот свидетельство немецкого дворянина Альберта Шлихтинга, оказавшегося в русском плену и служившего при царском медике: Иван IV «…сев на коня, почти год объезжал с толпой убийц его[90] поместья, деревни и крепости, производя повсюду истребление, опустошение и убийства».

Где тут суд? Где тут настоящее расследование дела? Младшие командиры опричнины вершили расправу, не обладая никакими судебными полномочиями. «Дикая охота» металась по деревням и селам, без разбора снося головы правому и виноватому, жгла, убивала, насиловала. Лес рубят – щепки летят? Хороши же щепочки, когда вместе со взрослыми людьми под нож идут дети! Уничтожали тех, кто теоретически мог оказаться в помощниках у главных лиц заговора (если он был). А казнив одного, принимались за всю семью: «измену» выжигали семейными гнездами…

Чаще всего по поводу зверств грозненской эпохи слышишь такое возражение: да неужто наша русская жестокость страшнее европейского кровавого варварства, проявившегося в невиданных масштабах в эпоху религиозных войн? Вот пожалуйста – четыре сотни трупов по одному «делу» за полгода… и что? А Варфоломеевская ночь? Сколько там полегло народу! Куда нам до них! Куда благочестивому грозному царю до европейских тиранов того времени! Само время делало государственную жестокость нормой! Аргумент этот плох, а лучше сказать – гнил по самой своей сути. Во-первых, если кто-то в Европе был еще большим зверем, чем наш государь, то это не повод оправдывать великую кровь, пролившуюся на русской земле. Хорошо ли сравнивать с худшими из тех, кто правил Европой? Ведь так и себя запишешь в худшие… Во-вторых, нормой в ту эпоху все-таки оставались Заповеди Господни, и любой христианин обязан соблюдать их. Всегда. В любой век. В любой стране. При любых обстоятельствах. XVI и XVII века принесли колоссальное количество преступлений против Заповедей. Их произошло немало в России, а еще того более в Европе. Ни в коем случае нельзя оправдывать их какой-то специфической атмосферой того периода. Верующему надо бы вглядываться в ту кровь, те страсти, ту жестокость и беспощадность, чтобы учиться, каким не следует быть христианином. А неверующему небесполезно будет увидеть, как лучшие из христиан противостояли разверзающейся пропасти.

В декабре 1567 года состоялся Собор, в котором принял участие сам Иван Васильевич, вернувшийся из неудавшегося похода. Вал репрессий уже обозначился и постепенно нарастал. Настроение царя изменилось. Если раньше он мог пойти на компромисс, то теперь страстно желал уничтожить всех, кого считал врагами. Опричнина с 1565 года существовала в полуспящем положении. Военные силы ее участвовали в боевых действиях очень ограниченно. Карательные действия на протяжении почти трех лет бывали редки. Административный аппарат рос неспешно, управление опричными землями получило, по сравнению с земщиной, упрощенный вид. Старомосковское общество надеялось – и, должно быть, не столь уж безосновательно, – что государь все-таки отменит опричнину. Надо полагать, у него самого могли быть колебания на этот счет. Но только не теперь.

Все изменилось.

Опричнина вступала в новую стадию. Гораздо более жесткую.

И у Ивана Васильевича появилось, что сказать Церкви. Потому и пришлось созывать в столицу архиереев.