Mittelreich

Хозяин подумал о Кранце, которого давно не вспоминал, поскольку тот умер несколько лет назад и еще до этого разорвалось казавшееся незыблемым фронтовое товарищество. Общее прошлое долго связывало их, подобно тайне, давало защиту и близость. Потом между ними встала семья – жена и дети. Дружба ослабела, отошла на второй план, возможно, совсем недалеко, как думал хозяин, но, без сомнения, необратимо. Постепенно Панкрац перестал вспоминать Кранца по вечерам, когда решал, какие возникшие за день мысли стоит еще раз обдумать, а какие нет. Фронтовой товарищ незаметно покинул его мысли. Хозяин надеялся, что с Кранцем происходило то же самое, и не испытывал мук совести, когда чувства к бывшему фронтовому товарищу охладели.

Но перед ним снова возникло лицо Кранца, точнее, его глаза в зеркале заднего вида. Хозяин сидел в военном автомобиле на заднем сиденье и не отрывал взгляд от отражения глаз Кранца, потому что не хотел смотреть в лобовое стекло. От того, что Кранц, вдавив педаль газа, мчался как сумасшедший по извилистой улице, по краям которой густо росли деревья, у Панкраца кружилась голова. Хозяина душили рвотные позывы, но он не хотел проявлять слабость перед Кранцем и офицером СС, который сидел на переднем пассажирском сиденье и приказывал гнать на полной скорости. В Панкраце поднялась тошнота при одном воспоминании. Оно проникло в память, будто солнечный свет сквозь редеющий утренний туман. Вместо сосредоточенного взгляда Кранца в зеркале заднего вида возник настойчивый и убийственно серьезный взгляд ребенка – школьники, живой груз в герметично закрытом кузове вагончика. И тогда хозяин усадьбы на озере вспомнил все.

Они уже отступали. Война в далекой России была проиграна, но официально это еще не признали. Пропаганда продолжала использовать привычные лозунги о скорой победе над большевиками и мировым еврейским заговором. Это всего лишь вопрос времени. Однако командование сухопутных войск уже тайком отводило части действующей немецкой армии, не считая разумным использовать их во время контрнаступления русских после капитуляции вермахта в сталинградском котле. Пока еще сохранившие силы и способные сражаться подразделения направлялись на побережье Атлантики, чтобы предотвратить угрозу вторжения союзных войск. Хозяин усадьбы и Кранц служили в продовольственном обозе и направлялись с автокухней в Нормандию. В один из апрельских дней 1944 года в разбомбленном и почти полностью сожженном городке где-то в Восточной Европе их остановил отряд СС. Эсэсовцы были старше по званию и потребовали предоставить вагончик автокухни для спецзадания. Хозяин и Кранц выполнили приказ. Спустя некоторое время явились два механика вермахта. Они присоединили длинный шланг к выхлопной трубе и через люк на крыше протянули шланг в вагончик. Затем предельно тщательно загерметизировали окна и дверь. Прошло еще около часа, и из переулка вышла в сопровождении эсэсовцев группа детей, построенных в две колонны. Дети молча подошли к машине. Раздавался только стук сапог четырех конвоиров, приглушенный влажной уличной пылью. Больше ничего, полная тишина, не слышалось даже дуновения восточного ветерка, от которого дрожали листочки на сохранившихся в аллее деревьях. Дети были босиком, с непокрытыми головами. «Такого тихого, просветленного, бескрайнего и бесполезного понимания на лицах я еще не видел», – подумал тогда хозяин. Он вспомнил эту мысль. Бескрайнее и все же бесполезное. Как такое может быть?

Эсэсовец открыл задние двери вагончика, и дети – хозяин пытался вспомнить, сколько их было, должно быть, тридцать, иначе они бы не поместились в тесном вагончике, – поднялись по трем зазубренным металлическим ступеням в железную могилу, осторожно ступая босыми ногами и не произнося ни слова. Беззвучно. Только взгляды.

Панкрац не впервые видел такое. Только раньше это делали с телятами. Молодой еще тогда хозяин подумал, что ему повезло, и потом уже ничего не чувствовал. Он был солдатом.

Он стоял у железной лестницы из трех ступеней, ведущей в вагончик, по другую сторону стоял Кранц. Они должны были следить, как бы кто из детей не попытался сбежать в последний момент. Таков приказ офицера СС. Панкрац и Кранц сосредоточенно вглядывались в лица детей, когда те осторожно нащупывали ногами лестницу, и старались прочитать в их глазах план побега. Тоже приказ офицера.

Они оба словно превратились в Аргуса, и этот взгляд бдительного стража отражался в детских глазах, а потом поселился в хозяине и Кранце, с тех пор они чувствовали, как он наблюдает за ними – их же взгляд из того дня. Это намертво скрепило их товарищество, которое не разрушилось, но с годами забылось. Такой была их тайна, ставшая угрозой, мешающей радоваться жизни. Сотни раз смотрели на них эти глаза, и в них всегда было одно: бескрайнее и бесполезное понимание.