Mittelreich

Если это не ты стоял на краю дороги у изгороди между большим причалом и примыкающим к нему прибережным участком, чем вызвал у меня такие противоречивые чувства, то ты, вероятно, не сможешь понять, что я имею в виду и что меня тревожит. В том человеке я распознал твое долгое, возможно, врожденное одиночество. Я попытался представить, когда же это могло начаться, и вспомнил рассказы матери, как ее вскоре после переезда в дом мужа золовки выгнали из кухни со словами: «Нечего тебе здесь делать. Ты крестьянка, и твое место в хлеву!» Я не знаю, носила ли она тогда тебя под сердцем, но такие нападки со стороны золовок были в порядке вещей.

Мать забеременела в начале 1946 года, и я уверен, что она очень радовалась. Правда, надежду на лучшее отравляли оскорбления и унижения со стороны золовок. Мать была вынуждена носить отвратительный голубой халат для беременных, сшитый специально по заказу сестер ее мужа. Это было одно из унижений и посягательств на права матери как личности. Роды были тяжелыми. Вечером повитуха вернулась домой в Кирхгруб и велела детям: «Молитесь, чтобы тетя Тереза не умерла». Она считала, что ты и мать не выживете. Доктор извлек тебя щипцами. Сама мысль об этом вызывает дикий ужас. Иногда я думаю, что мать ввиду неблагоприятных обстоятельств предпочла бы оставить тебя в животе.

На этом письмо обрывалось. Четыре исписанных от руки страницы – неотправленные, вложенные в одну из записных книжек Семи, забытые, но всплывшие в памяти под впечатлением событий прошлой ночи – были извлечены спустя годы из платяного шкафа, быстро прочитаны и тут же совершенно равнодушно уничтожены. Печная дверца открылась и захлопнулась.

Почему и когда написал он это письмо?

Почему не отправил его себе?

Письмо, наверное, было последней отчаянной попыткой растрогать себя, побудить откликнуться на историю, самую близкую из всех – историю собственного рождения и взросления в период, пока общество не получило над ним полный контроль. Догадывался ли Семи, что письмо не достигнет его? Он получил его с опозданием, когда под влиянием внезапно осенившей его мысли перерыл шкаф, куда много лет назад положил это послание.

☨

Хозяин усадьбы на озере после смерти жены вконец ополчился против мира и лишь по привычке отдавал ему дань, стараясь поддерживать внешний порядок в доме и усадьбе. Тем не менее его крайне раздражала навязчивая и демонстративная агрессивность сына к миру. Как громко бормотал Панкрац, разговаривая с самим собой, не пристало Семи в его возрасте так мрачно и неблагодарно относиться к жизни. Жизнь – не заслуга человека, ее дает Бог и дарят родители. Это бесспорное обстоятельство требует уважения и смирения по отношению к себе и к ближним. Только когда с возрастом приходят разочарования, как пришли они к нему, Панкрацу, человек может начать сомневаться в мире, чтобы старательнее подготовиться к встрече с Богом и к вечной жизни, поскольку чем решительнее он отречется от соблазнов и разочарований земной жизни, тем сильнее приблизится к желанной вечности. Примерно так звучали догматы, которые хозяин усвоил в долгих беседах с пастором, а также с братьями и сестрами по вере. Однако благодатное состояние – упорное ожидание, пока двери Рая не распахнутся по воле свыше, – дается не от рождения. Эту привилегию нужно заслужить в течение жизни, принимая свое существование и любя его всем сердцем.

Сын, казалось, вероломно высмеивал обязанность в молодые годы с распростертыми объятиями принимать жизнь и радостно посвящать себя единству с другими людьми.