Mittelreich

– Пусть госпожа Фишер зайдет и проводит господина Хануша. Он уже уходит, – проговорил господин Хубер в трубку. Оставаясь слепым и глухим к Виктору и его требованиям, он даже не заметил, что перенял его манеру говорить. Не заметил он и того, что сказанные им в трубку слова стали второй большой ошибкой. Госпожа Фишер появилась, но пришла она с господином Шайтелем, который в итоге проводил на выход не Виктора, а господина Хубера. Шайтель, начальник филиала, в тот же день уволил господина Хубера и сам занялся делом Виктора, детальнейшим образом исполнив все четкие пожелания к Райффайзенбанку. Господин Шайтель с соблюдением всех требований безопасности сопроводил Виктора в тщательно охраняемое хранилище Райффайзенбанка Зеештадта и пересчитал все его сбережения до последнего пфеннига, перекладывая их из одной сумки в другую. Он насчитал 128 524 немецких марки. Эти деньги были тут же обменяны на несколько золотых слитков разной величины и снова помещены в хранилище, в отдельную ячейку. Виктор не разбогател, это он точно знал, но и бедняком его уже не назовешь. Он был обеспечен деньгами, на которые можно неплохо жить.

В мае 1967 года почти 130 000 накопленных Виктором немецких марок превратились в чистое золото, а деловой человек господин Хубер из банковского консультанта в Зеештадте превратился в помощника секретаря в строительной фирме «Шмельцер» в Зенкендорфе, несколько месяцев перед этим числясь безработным на бирже труда и пройдя переобучение.

В стране снова появились биржи труда, и они процветали, потому что процветала экономика. Необходимо было охладить задор работников по найму и приглушить эйфорию – не сильно, но приглушить.

Хорошую услугу в этом отношении невольно оказали студенты, которые почти без всяких перспектив надеялись, что во время праздников им позволят встряхнуть разочаровавшее их общество.

☨

В Кирхгрубе среди завсегдатаев Хольцвирта – некоторые уже жили на выделе, а некоторые были безработными, потому что из-за возраста, хронических болезней или непреодолимой страсти к спиртному уже не могли работать в полную силу, – сидел среди бела дня и разглагольствовал, не мучаясь сомнениями, трактирщик и мясник по вызову Цубер Аист. Колокола церкви в Кирхгрубе отзвонили полдень, и Цубер Аист еще в десять должен был в Зеедорфе заколоть откормленную и уже посаженную в клетку стокилограммовую свинью – по крайней мере, он договорился об этом с хозяином усадьбы на озере две недели назад, – но по пути позволил себе начать рабочий день с кружки пива и застрял. Ничего не говорило о том, что он скоро сдвинется с места. Хольцвирту уже дважды звонил хозяин усадьбы, и дважды Хольцвирт врал, что не видел Аиста. Разумеется, если тот вдруг зайдет, он напомнит ему о договоренности и тут же отошлет в Зеедорф.

– Если хозяин усадьбы позвонит в третий раз, – сказал Хольцвирт Аисту после второго звонка, – а ты все еще будешь торчать здесь, я не стану ничего придумывать и оттащу тебя к телефону, пусть даже на подъемнике для бутылок.

– Ладно, договорились, тогда я заберу подъемник с собой, подъемник в усадьбе на озере уже никуда не годится, он там с Первой мировой. На нем вытаскивали французов из подвала, где они прятались от наших, наложив в штаны. Откормленную овсом баварскую свинью на нем не поднимешь.

Тупой хохот почитателей пива был наградой за формально патриотическую сентенцию.

Цубер, как всегда, когда вокруг собирались слушатели, чувствовал себя в своей тарелке. Он в красках описывал, как несправедливо концерн «Фольксваген» в Вольфсбурге уже полгода обращается с его сыном, которому бездетный начальник завещал предприятие. Сын Цубера, прежде чем продать новый автомобиль, должен сначала купить его у генерального представителя «Фольксвагена», крупного автоторговца Бреннера, и лишь затем перепродать клиентам. Цубер жаловался: «Бреннер получает премии за продажу, а моему мальчику остается поганый доход за обслуживание и, если повезет, через пару-тройку лет один-два ремонта».

– Знаете, как это называется? – вопросил он, агрессивно посмотрев в отчасти злобные, отчасти непонимающие, пустые лица. – Монополия, вот чем Бреннер занимается. Монополия – дело рук коммунистов. Русских. Брежнева. Видите, до чего дошло с тех пор, как социалисты сели в правительстве?

Значит, монополия – дело рук коммунистов! Ага.

Завсегдатаи Хольцвирта приняли это беспрекословно.

«Наверное, Аист прав, – думали они, – он точно знает, потому что много где бывает. У нашего брата на это нет времени». Слово «монополия» некоторые уже слышали, но что оно означает, никто не знал. Оно звучало гулко и глухо, подозрительно и непотребно, так что вполне возможна связь с коммунистами.