Mittelreich

– Придется твоему мальчику время от времени помогать тебе резать скот, чтобы не помереть с голоду среди машин, – издевательски прохрипел из-за соседнего стола безработный подмастерье плотника Мюллер Хайнц. Он говорил еле слышно, на его голос уже заявил права вызванный курением и пьянкой рак горла. – Хозяин! Еще кружку светлого, – прокричал он в сторону стойки, – а то помру от жажды раньше, чем мальчик Цубера от голода.

Цубер не обиделся. Напротив! Он расцветал, когда кто-то умело задевал его. Он чувствовал, что ему бросают вызов, и был готов отплатить той же монетой.

– Не бойся, Хайнц, – весело бросил он Мюллеру, – с голоду мой мальчик в ближайшее время не умрет. Если станет совсем туго, он продаст предприятие, потому что это его предприятие. А что будешь делать ты, когда пропьешь пособие по безработице? Продашь внебрачных детей? Или будешь посылать свою старуху по выходным в Зеештадт на подработку?

Зеештадт был далеко, а все далекое продолжало пользоваться дурной славой. В Кирхгрубе многие считали, что публичные дома есть не только в Мюнхене, но и в Зеештадте.

– Оставь моих детей в покое! Это не твое собачье дело, – заорал Хайнц уже всерьез. – Занимайся своими спиногрызами, а с моими я сам разберусь.

Он опустился на скамью, с которой только что поднялся, точнее, упал на нее и падал все ниже, тонул в бессвязном, тихом, хриплом, злобном бормотании. Он уже плохо соображал, и его ничто не могло оскорбить, ничто определенное, и утешить тоже. Он так низко пал и в жизни, и за пивным столом, что все его существование, все с ним связанное, казалось ему единственным и непростительным оскорблением.

Цубер быстро понял, каково Хайнцу, и его желание пикироваться пропало. Он не хотел оскорблять человека, который, будучи неприспособленным к жизни, уничтожил сам себя. Впрочем, сначала он собирался продолжать пикировку. Словесная потасовка такого рода для него обычно заканчивалась лишь тогда, когда противник оказывался опозорен перед всеми. Но сейчас это казалось ему недостойным и не принесло бы удовлетворения, он умерил пыл и потребовал у хозяина двойную порцию фруктовой водки.

– А что ты имел в виду, Аист, когда сказал, что коммунисты из «Фольксвагена» хотят с помощью монополии разорить твоего мальчика?

Вопрос задал старый Захер, который год назад передал усадьбу сыну, молодому Захеру, и теперь захаживал к Хольцвирту на кружку-другую не только по выходным.

– А вот что! Когда имеешь что-то, получаешь еще больше. Деньги плывут к деньгам. Вот что я имел в виду. У Бреннера деньжата водятся. Теперь он запускает лапу в карман моего мальчика. И все законно. Под суд Бреннер за это не пойдет.

– Но это же не значит, – продолжал допытываться Захер, – что Бреннер может отнять мастерскую? Вот я про что.

– Нет, нет, конечно, нет! Мастерскую он не отнимет. Ему же должны отстегивать процент, и на этом Бреннер еще больше обогащается.

– Ладно, хорошо. Это я и хотел узнать, – успокоился Захер. – Тогда все не так плохо. А я уж подумал, что они могут у моего мальчика отнять усадьбу и землю. Тогда надо было бы сказать ему, чтобы окружил забором все пашни и луга.

– Ну да, огороди все пашни и луга, – передразнил его Цубер, – тогда никто щавель не украдет! – У него пропало всякое желание вести разговоры о политике с такими никчемными людьми, у кого мозги совсем высохли. – Ханс! Еще двойную водку! – прокричал он в кухню Хольцвирту. – Двойную водку и маленькую кружку пива. А потом буду расплачиваться.

Оживление, поднявшееся было за столом, улеглось, завсегдатаи снова оперлись локтями о стол, навалившись на него всем весом, а взбудораженные мысли потекли по кровеносным путям мозговых извилин и замерли где-то на уровне лба. Все, слегка уставшие, ждали, подремывая, нового подходящего повода высказаться или следующей взрывной шутки соседа.

А если твой… твой мальчик… если он с к-к-коммунистами там… ну… если он один не… не… с-с-справится… в общем… ну, ты можешь… можешь ему взять… хр-р-р-р… в общем, мандат, чтобы его приняли в нашу п-п-п-партию… Да… Можешь взять… Возьмут его или нет… хр-р-р… ну… это не решается б-б-б-быстро. Вот! Ч-ч-чтобы ты знал. Вот. Потому что кр-р-рупных ши-шиш-шишек… так… они обычно не п-п-п-пускают, ну… у нас… и у которых мальчики не п-п-п-п-п… так что знай… ты… ты… ты… там т-т-тоже придурок… хр-рр-ш-ш…