Mittelreich

– Смотрите, как бы не заявился пастор и не прочитал бы вам тут у Хольцвирта проповедь, если будете торчать в трактире, как бабы на молитве в Страстную пятницу, лицемерные ссыкуны!

Произнеся это, Цубер ушел. На улице он взгромоздился на мопед и покатил в усадьбу на озере.

На «Цюндаппе» Аист снова почувствовал себя свободным. Встречный ветер овевал тяжелую голову, проясняя мысли. Аист ощущал, как, сидя, сдавливает пенис. Прижатый к бедрам и к сиденью из искусственной кожи, член казался одновременно и родной, и чужой плотью.

Вот бы все представляли собой просто плоть, тогда отпала бы необходимость постоянно приспосабливаться к чужим странностям и причудам, чтобы не вытягивать каждый раз пустой билет. Вот бы оставаться таким, каким хочешь быть или какой есть. Так думал Аист.

Он ехал в Зеедорф, поскольку обещал хозяину усадьбы на озере зарезать откормленную свинью. Поначалу мопед вилял по дороге, но линия движения выпрямлялась.

Когда Цубер на «Цюндаппе» въехал в ворота усадьбы, клетку с растерянной и голодной свиньей уже вернули в хлев. Цубера перестали ждать. Было два часа пополудни, начало ноября. Через три часа стемнеет, а хозяин усадьбы все еще не провел электричество в скотобойню. При свечах же было рискованно заниматься такой тонкой работой, как начинка колбас: ножи остро отточены. К тому же, чтобы вычищать кишки, нужны прекрасное зрение и неусыпная бдительность. Если вычистить не всё, вкус колбас сильно испортится, и работа пойдет насмарку. Недостаток света мог плохо сказаться на мероприятиях после гибели животного в скотобойне так же, как он влияет на рост растений в теплице.

К тому же от хозяина не ускользнуло, что Цубер, судя по всему, не в лучшей форме. На лице сильнее обычного читалось выражение веселого лукавства в сочетании с легкой язвительностью и агрессивностью. Панкрац также заметил, что Цубер, останавливая мопед, с трудом удержал равновесие и едва не рухнул вместе с транспортным средством в куст бузины у стены скотобойни. Хозяйка усадьбы использовала цветы с этого куста, когда весной выпекала во фритюрнице пышки, пользующиеся большим спросом. Хозяин усадьбы с удивлением смотрел, как Аист берет рюкзак с багажника и движется, будто на ходулях, к дверям скотобойни. (У Цукера было округлое, мясистое тело, а ноги отличались тонкостью, напоминая аистиные, из-за них он и получил прозвище.)

– Ты что, правда хочешь сегодня резать свинью, Аист? – с сомнением спросил Цубера хозяин, когда тот молча ковылял мимо.

– Само собой. Ты же ее откормил? Зачем глупые вопросы задаешь? С чего бы я иначе сюда ехал? – раздраженно бросил Цубер. – Выносите клетку! Мне сегодня еще одну свинью нужно прикончить!

– Но дело уже к вечеру, – попытался притормозить его Панкрац, – иди в кухню, пусть хозяйка даст тебе поесть и нальет кружку пива, или даже две, а свинью зарежем завтра. Дело терпит.

Но это не помогло. Цубер будто и не слышал. Достав инструменты, он торжественно и аккуратно раскладывал их на разделочном столе, как всегда, когда предстояла работа: ножи в один ряд, топоры в другой, точильные камни в третий. Вытащил еще не заряженный аппарат для оглушения, проковылял к тлевшей, почти остывшей печи, где стоял вмурованный котел для варки колбас, тяжело, совершив усилие, наклонился к дверце, открыл ее и заполнил печь лежавшими рядом еловыми поленьями. Вскоре в печи затрещало и в топке запылал огонь. Цубер собирался потом подложить еще буковых, чтобы поддержать жар.

Виктор и сын хозяина усадьбы принесли клетку с удрученной свиньей. Цубер протянул последнему ведро, дав понять, что в котел нужно долить воды. «Побольше и побыстрее, – сказал Аист язвительно, – а то до ночи тут провозимся». При забое скота всегда требовалось много воды, причем горячей. Жар – главное условие для превращения мяса из живого существа в продукт питания.

По решительности, с которой Цубер безмолвно и мужественно совершал приготовления, все поняли, что отменившийся было убой все же начался. Никто не решался загадывать, как он закончится.

– Если хочешь, режь сегодня, – вяло сказал Цуберу стоявший у двери хозяин, – на меня не рассчитывай, я уже не могу поднимать тяжести. Господин Хануш и Семи тебе помогут, они много раз видели, как забивают свиней, и всё умеют.

– Когда уже операция? Заметно, что ты прихварываешь. Бывало, ты выглядел и получше, – Цубер сердобольно посмотрел на хозяина, не отрываясь от приготовлений.

– Когда? На следующей неделе, наконец-то.

Хозяин выглядел посеревшим и слабым, исхудавшим и нерадостным. По ночам он уже не мог спать, боли в тазобедренных суставах поднимали его с кровати. Днем он еле ходил, тихонько постанывая. Ему было так плохо, что, казалось, легче умереть, чем ждать, пусть даже недолго, но на следующую неделю наконец назначили операцию в больнице Красного Креста в Мюнхене, и он собирался дотерпеть. Жена добилась от Панкраца этого обещания, и лишь оно удерживало его. Он много раз повторял ей, что иначе уже не ручался бы за себя.