Мюрат

— Предать вас суду, сир.

— И по чьему же, скажите на милость, приказу? Разве нашлись равные мне, которые бы меня судили? Если меня считают королем, надо бы собрать королевский совет, если меня считают маршалом Франции, необходимы для этого маршалы, а если меня считают генералом, самое меньшее, что можно предположить, необходим совет генералов.

— Сир, вы объявлены врагом отечества и как таковой подлежите суду военной комиссии, это закон, который вы сами издали против преступников.

— Этот закон был издан против грабителей, а не против королевских особ, сударь, — сказал Мюрат высокомерно. — Я готов к тому, что меня убьют, но я не поверю, что король Фердинанд способен сделать это.

— Сир, не хотите ли посмотреть список ваших судей?

— Охотно, сударь, охотно, это должно быть очень любопытно. Читайте, я послушаю.

Капитан Стратти зачитал имена. Мюрат слушал с надменной улыбкой.

— Ах, — сказал он, когда капитан закончил чтение, — кажется, приняты все предосторожности.

— Как это, сир?

— Да разве вы не знаете, что все эти люди, за исключением докладчика Фройо, обязаны мне своими назначениями? Конечно, они будут бояться обвинения в признательности мне, а потому решение будет единодушным.

— Сир, если бы вы сами явились перед комиссией и попробовали защищаться?

— Замолчите, сударь, замолчите! — сказал Мюрат. — Если бы я признал судей, назначенных мне, то должен был бы уничтожить многие страницы истории. Я считаю такой трибунал некомпетентным и нахожу постыдным явиться перед ним. Я знаю, что не спасу своей жизни, но предоставьте мне, по крайней мере, сохранить королевское достоинство.

В эту минуту вошел лейтенант Франческо Фройо, чтобы допросить пленного, и спросил его о имени, возрасте и родине. В ответ на эти вопросы Мюрат поднялся с видом устрашающего достоинства.

— Я — король Иоахим Наполеон, король обеих Сицилий, — сказал он, — и приказываю вам удалиться.

Докладчик повиновался.

Тогда Мюрат спросил у Стратти, можно ли ему написать последнее письмо жене и детям. Тот, будучи не в состоянии говорить, ответил утвердительным знаком. Иоахим тотчас же сел за стол и написал письмо следующего содержания:

«Дорогая сердцу моему Каролина. Роковой час настал. Я скоро приму последние мучения. Через час у тебя не будет более супруга, а у наших детей — отца. Вспоминайте меня и храните обо мне память. Я умираю безвинно, и жизнь мою отнимает неправедный суд.

Прощай, мой Ахилл. Прощай, моя Летиция. Прощай, мой Люсьен. Прощай, моя Луиза.

Покажите себя достойными вашего отца. Я покидаю вас на чужой земле, в царстве, полном моих врагов. Покажите себя выше несчастия и не считайте себя выше того, что вы есть, помня о том, что вы были.

Прощайте, я благословляю вас. Не проклинайте никогда моей памяти. Помните, что самым сильным горем, какое я испытываю, является то, что я должен умереть вдали от моих детей, моей жены и не имея около себя друга, который закрыл бы мне глаза.

Прощай, моя Каролина. Прощайте, дети мои. Примите мои отеческие благословения, мои тихие слезы и мои последние поцелуи. Прощайте, не забывайте вашего несчастного отца.

Пиццо, 13 октября 1815 года.

Иоахим Мюрат».

Подписавшись, он отрезал прядь своих волос и вложил ее в письмо. В это время вошел генерал Нунцианте. Мюрат приблизился к нему, сжал его руку и сказал:

— Генерал, вы отец и супруг, знали ли вы когда-нибудь, что значит покидать жену и детей? Поклянитесь мне, что это письмо будет передано.

— Клянусь своими эполетами, — сказал генерал, вытирая слезы.

— Мужайтесь, мужайтесь, генерал! — сказал Мюрат. — Мы с вами солдаты и знаем, что такое смерть. Одной последней милости прошу: вы разрешите «пли» скомандовать мне самому?

Генерал кивнул головой. В этот момент вошел докладчик с приговором в руке. Мюрат угадал, что в нем заключалось.

— Читайте, сударь, — сказал он холодно, — я вас слушаю.

Приговор был единогласный — смертная казнь. Король повернулся к Нунцианте.