Мюрат смотрел на капитана с выражением, не допускавшим возражения, затем, не удостаивая его ответом, сделал ему знак рукою удалиться, а другую положил на рукоятку пистолета. Жорж Пелегрино это движение заметил.
— Падайте на землю, капитан! — крикнул он. — Падайте на землю!
Капитан упал. А пуля, пущенная кем-то из толпы, просвистела над головой Мюрата и разметала его волосы.
— Пли! — скомандовал Франческетти.
— Не стреляйте! — вскричал Мюрат и, размахивая платком, сделал шаг вперед к крестьянам.
Но в это время началась перестрелка: упали офицер и три солдата. В подобных обстоятельствах, когда кровь начала течь, уже не останавливаются. Мюрат знал эту роковую истину, и потому его решение оказалось быстрым и бесповоротным. Перед ним стояло пятьсот вооруженных человек, позади него была пропасть в тридцать футов глубиной. Он спрыгнул со скалы, на которой находился, упал в песок и поднялся невредимым. Генерал Франческетти и его помощник Кампана спрыгнули так же удачно, как и он, и все трое побежали к морю.
Подбежав к берегу, король заметил, что лодка, которая доставила их на землю, уплыла. Три корабля, составлявшие его флот, не желая оставаться, чтобы поддерживать его высадку, удалялись на всех парусах. Мальтиец Барбара уносил с собой не только счастье Мюрата, но и его надежды, его спасение и жизнь. Все это можно было объяснить только изменой, но король принял это за простой маневр и, увидев на берегу рыбачью лодку, крикнул друзьям своим:
— Лодку в море!
Все трое принялись ее толкать, чтобы спустить на воду. Но вскоре послышались крики: Жорж Пелегрино, Трента Капелли в сопровождении всего населения Пиццо появились в ста шагах от места, где Мюрат, Франческетти и Кампана выбивались из сил, чтобы заставить лодку скользить по песку. За криками последовала перестрелка. Кампана упал: пуля пробила ему грудь. А лодка, между тем, уже качалась на воде. Генерал Франческетти бросился в нее, Мюрат хотел последовать за ним, но не заметил, что шпоры сапог запутались в сетях. Лодка, повинуясь толчку, подалась, а Мюрат упал лицом в море, ногами оставаясь на берегу. Прежде чем он успел подняться, народ ринулся на него. В одно мгновение с него сорвали эполеты, сюртук и разорвали бы, казалось, самого, если бы Жорж Пелегрино и Трента Капелли не спасли его от черни.
Пленником пошел он по площади, к которой час тому назад подходил королем. Его привели в замок и втолкнули в общую темницу. За ним закрылась дверь, и король оказался среди воров и убийц, которые, не зная, кто он, и думая, что он товарищ их по преступлениям, встретили его проклятиями и насмешками.
Четверть часа спустя дверь темницы открылась. Вошел комендант Маттеи. Мюрат стоял, скрестив руки и гордо вскинув голову. Безграничное величие выражалось в этом человеке, наполовину обнаженном и покрытом грязью и кровью. Маттеи склонился перед ним.
— Комендант, — сказал Мюрат, распознавая его чин по эполетам, — оглянитесь кругом и скажите, в эту ли тюрьму должно сажать короля?
После того, как он сказал, случилась странная вещь: все эти преступники, которые, сочтя Мюрата за собрата, встретили его воплями и смехом, теперь склонились перед королевским достоинством, которого не уважали Пелегрино и Трента Капелли, и отступили в молчании в глубину тюрьмы. Несчастье даровало новое посвящение Иоахиму.
Комендант Маттеи пробормотал что-то в извинение и пригласил Мюрата последовать за ним в приготовленную для него комнату, но перед тем как выйти, Мюрат порылся в карманах, вытащил горсть золотых монет и рассыпал их по полу.
— Возьмите, — сказал он, обернувшись к заключенным, — чтобы вы не говорили, что король, вас посетивший, хотя и пленный и развенчанный, не выказал вам щедрости.
— Да здравствует Иоахим! — закричали узники.
Мюрат горько улыбнулся. Эти же самые слова, будь они повторены таким же числом голосов час тому назад на общественной площади, вместо пленника, сделали бы его королем Неаполитанским. Последствия чрезвычайно важные иногда вытекали из незначительных причин, так что, можно подумать, что Бог и сатана играют в кости на жизнь и смерть людей, на возвеличение и падение империй.
Мюрат последовал за комендантом Маттеи. Тот привел его в маленькую комнатку, принадлежавшую консьержу и уступленную им королю. Маттеи собирался уходить, когда Мюрат позвал его.
— Господин комендант, я желал бы принять душистую ванну, — сказал он.
— Сир, это трудно исполнить.
— Вот тридцать дукатов, пусть скупят весь одеколон, какой найдется. Ах, да, и пусть пришлют ко мне портного.
— Здесь не найдется человека, способного сделать что-нибудь, кроме крестьянской одежды.
— Пусть поедут в Монтелеоне и привезут оттуда то, что найдут.
Комендант поклонился и вышел.
Мюрат сидел в ванне, когда ему доложили о приходе шевалье Алкала, генерала принца Инфантадо и губернатора города, который распорядился, чтобы принесли дамасские одеяла, простыни и кресла. Мюрат был растроган таким вниманием и в нем нашел себе успокоение.