Младшая сестра

Саша шагнул вперед.

— Хватит шутить! — сказал он строго. — Прочь от бочонка!

— Сам уйди прочь, молокосос!.. Пей, если хочешь, молоко, а нам не мешай! Вдоволь мы навоевались за Россию — теперь побалуем себя родным кавказским коньячком!

Саша понял, кто перед ним.

— В третий раз предлагаю отойти! — крикнул он и решительно двинулся к бочонку.

Но чубатый загородил ему дорогу и ткнул кулаком в грудь.

— Я тебя, большевика!..

Они сцепились. Противник был высок и дюж, но гнев и сознание долга придали Саше мужества. Двое других, орудовавших подле бочонка, поспешили на помощь чубатому. Саша яростно отбивался, но чувствовал, что не в силах устоять против троих. Неизвестно, каков был бы конец, если бы не приближавшийся красноармейский патруль. Завидев его, все трое пустились наутек и скрылись в темноте.

Саша провел рукой по разбитому лицу. Кровь… Не думал он, когда наблюдал бой под Кюрдамиром, что подле бочонка с коньяком от руки бандитов-пьяниц придется ему впервые пролить свою кровь!..

В другой раз дело приняло гораздо более серьезный оборот.

Одна из рот прикрывала фланг наступающего батальона, в котором находился Саша. В момент, когда батальон, ринувшись в решительное наступление, попал под перекрестный огонь, эта рота, вместо того чтобы двинуться на помощь, бежала, покинув свои позиции. В результате батальон принужден был отступить, оставив на ноле боя несколько десятков убитых красноармейцев.

После боя стихийно возник митинг. С походной повозки, обращенной в трибуну, бойцы и командиры гневно клеймили меньшевиков и эсеров, командовавших ротой и давших приказ отступить.

Еще недавно Саша думал: эти меньшевики и эсеры хотя и спорят с большевиками и во многом противодействуют им, но входя в Бакинский совет, они все же поддерживают его и — ни шатко ни валко — как-то отстаивают советскую власть. Однако поведение их на фронте заставило думать иначе.

Врагов по ту сторону фронта было много: мусаватисты, турки, немцы, грузинские меньшевики, контрреволюционные генералы и офицеры бывшей царской армии. Опасные, злые враги! И все же врагов этих можно было распознать с первого взгляда и действовать так, как надлежит действовать, когда перед тобой враг.

Сегодня, однако, удар был нанесен, в сущности, не ими, а людьми из второй роты седьмого батальона, людьми, одетыми в такую же форму, в какую одет он сам, людьми, в течение всех дней похода делившими с красноармейцами скудный паек и теплую мутную воду и спавшими рядом на голой земле. Сегодня удар был нанесен людьми, от которых удара он не ожидал.

Что причиной тому: трусость? Но то, что сегодня произошло, было чем-то более серьезным, чем просто трусость, особенно постыдная и непростительная в этих условиях. Как назвать то, что произошло? Предательством? По чьей вине лежат сейчас на поле боя шестьдесят мертвых товарищей-красноармейцев? По вине всех этих меньшевистских и эсеровских горланов из второй роты седьмого батальона. Предательство!.. Впервые в жизни сталкивался с ним Саша лицом к лицу, впервые в жизни видел его страшные результаты.

Он не мог молчать.

— Только и разница между тифлисскими меньшевиками и бакинскими, что тифлисские с немцами и турками якшаются, а бакинские делают вид, что с турками и немцами дерутся! — воскликнул он, взобравшись на окруженную красноармейцами повозку.

Раздались возгласы:

— Трусы!

— Изменники!

— Правильно Филиппов говорит!

— Я помню, — продолжал Саша, — как еще месяц назад Степан Георгиевич Шаумян говорил, что ни эти жалкие мусаватисты, ни эти турецкие бандиты нам не страшны, если только не будет у нас предательства, и что только предательство может нас погубить… Сегодня мы видели, как справедливы были его слова… Шестьдесят мертвых наших товарищей требуют, чтобы мы воздали предателям но заслугам!

Негодующие крики красноармейцев усилились:

— Разоружить их надо, этих трусов из второй роты, и передать суду ревтрибунала!

— Сослать их надо, этих негодяев, на остров Нарген, где сидели их дружки-турки, пусть подыхают там за то, что погубили наших товарищей!

— Нечего с ними возиться — предателей надо расстреливать на месте — и все!..

Митинг был недолгий — враг по ту сторону фронта давал о себе знать артиллерийской канонадой, словно старался заглушить эти гневные речи и выразить свое одобрение второй роте, оказавшей ему сегодня немалую услугу.

Вторую роту окружили и разоружили. Ее меньшевистских и эсеровских вожаков едва удалось спасти от расправы на месте, которую готовы были учинить возмущенные красноармейцы. Изменники были арестованы, направлены в Баку и преданы суду ревтрибунала…

В течение трех недель советские войска наступали, отбрасывая на запад интервентов и мусаватистов.

Но борьба с каждым днем становилась трудней — турки получали значительные подкрепления, соотношение сил менялось в их пользу. В кровопролитном и ожесточенном сражении под Геокчаем советские части понесли первое поражение, принуждены были перейти к обороне и вслед за тем отступить.