Первый класс. Перемена. Ксюша, моя подруга, вертится на полу в школьном коридоре. На глазах у нее слезы. А я вонзаю пальцы ей в живот.
Жар батареи у виска. Запах линолеума и пота. Улюлюканье и хохот одноклассников.
— Больше не могу-у-у! — стонет Ксюша.
— Тогда отдай! — пыхчу я.
— Щас умру-у-у! — выдавливает она, а следом из ее рта вырывается удушливый смех.
Я продолжаю щекотать подругу, надеясь, что она все-таки сдастся.
В тот раз нападала я. А Ксюша отбивалась. Она украла из моего пенала валентинку и отказалась вернуть. Хихикала и грозилась, что раскроет картонное сердечко и прочтет перед всем классом, кому оно адресовано. Я совсем не хотела этого.
Да, детская дружба бывает странной. В ней есть жестокость. Интересно, а во взрослой — тоже? Мне этого никогда не узнать, ведь друзей заводить я не собираюсь.
«Модель» дергает меня за волосы, и я возвращаюсь с чердака, набитого воспоминаниями, обратно в реальность. Непроизвольно тянусь к голове и чувствую, как чужие пальцы ныряют в карман моей толстовки. Изо всех сил толкаю девушку, метя в солнечное сплетение. Раз она решила действовать жестче, я тоже не буду церемониться. «Модель» взвизгивает, скатывается с меня и садится на землю, потирая живот.
В кулаке у нее зажат свиток.
Ну вот, добралась все-таки, зараза!
— Ты не понимаешь, во что ввязываешься! — рявкает девушка, сдув пряди с лица. — Проваливай отсюда. И забудь обо всем, что видела.
— Не так быстро, Миранда, — раздается за спиной.
Я еще никогда не слышала такой голос — флегматичный, тягучий и будто сделанный из шелка, иначе не объяснишь. Мурашки от него — размером с ненавистный мне консервированный горошек.
Оборачиваюсь.
Парень вольготно расположился на соседней скамейке. Больше всего он похож на американского гангстера двадцатых годов. Только не настоящего, а киношного или комиксового. Словом, он напоминает вымышленного персонажа, а не реального человека. Чересчур белое лицо, слишком черные волосы, невероятно синие глаза, — кажется, все это грим, краска и линзы.
А одежда? Кто в нашем возрасте (а парень немногим старше меня) носит костюмы-тройки? Кто вообще, находясь в здравом уме, их носит? Только трости ему не хватает. Ах нет. Вот же она. Лежит рядом.
— Кли-и-им, — тянет Миранда. — Где бы мы еще встретились.
— Ее надо допросить, — говорит киношный парень. — Если она выполнила второе задание, пути назад…
— Без тебя знаю. — Миранда встает, отряхивает джинсы и царственно опускается на скамейку. — Скажи, пожалуйста, — вежливо, почти ласково обращается она ко мне, будто и не было нашей стычки, — ты выполнила второе задание из свитка?
О каком втором задании они говорят? Было же только одно. Про сатира.
Тут я понимаю, что до сих пор полулежу на земле. Встаю, одергиваю одежду и поднимаю телефон, опутанный наушниками. Даже не заметила, когда он вывалился. Экран не разбит — фу-уф.
— Никакого второго задания я не выполняла, — бурчу я, исподлобья поглядывая на Миранду и Клима.
Между ними я чувствую себя как между двумя огнями. Мощными такими, захлестывающими друг друга. Хоть фейерверки от них поджигай.
— Я даже не… — начинаю я.
С неба обрушивается что-то тяжелое. Шарахаюсь в сторону и только потом понимаю: это сатир спрыгнул с дерева. Он развязно подмигивает Миранде, окатывает Клима презрительным взглядом и говорит:
— Разочаровали вы меня, ребятки. Думал, в кои-то веки будет интересно. Кровь, кишки, рок-н-ролл. А вы как всегда: тра-ля-ля и бла-бла-бла.
Ни Миранда, ни Клим не удостаивают его ответом.
— Ску-ко-та. Ну ладно, пошли. — Рогатый сверкает на меня желтыми предательскими лупешками. — Проведешь ритуал освобождения — и дело с концом.
Пока я подбираю подходящее ругательство, сатир поворачивается так, чтобы Миранда и Клим не видели его лица, и явно посылает мне знак: округляет глаза и двигает вверх-вниз бровями.
Да что ж происходит-то, черт возьми?
— Не знаю ни про какой ритуал, — говорю я (сатир одобрительно кивает). — Но если скажешь, как его провести, все сделаю. Лишь бы это помогло избавиться от тебя! — с воодушевлением добавляю я.
— Ну, не скучайте! — Рогатый взмахивает рукой и, взяв меня за локоть, ведет к воротам.
— Что все это значит? — шепчу я.
— Позже, — сквозь зубы цедит сатир.
Слышу, как за спиной щелкает зажигалка.
— Вот и все, — произносит Миранда. — Пепел к пеплу.
— Стоп, — бросает Клим. — Ты читала свиток? Что, если это первое задание, а не…
— Валим! — выдыхает мне в ухо сатир.
Ноги будто того и ждали. Мы с рогатым вываливаемся из калитки и во весь опор припускаем по проспекту. Поворачиваем, ныряем в какой-то двор, выныриваем и бежим дальше.
Мелькают пасмурно-желтые стены, сливаясь в один бесконечный дом-пятно. Звонко стучат копыта сатира. Редкие прохожие уворачиваются от нас.
Не от