Я невольно прикладываю ладонь к карману толстовки — там сдохший мобильник, а в нем фотографии Изи. Впрочем, они есть не только в телефоне. Никто, кроме меня, не знает, но под снимком в кошельке — тем, который видел сатир, — хранится еще один. На нем мы втроем: Изи, Лизка и я. Брат держит Лизку на руках и тянется к ней губами, собираясь поцеловать, а я хохочу, и глаза у меня — точно щелочки в деревянном мосту над речкой. В них блестят счастье и лето.
Изи с четырнадцати лет путешествует автостопом. Пора бы и мне попробовать. Правда, братец у меня — дикое перекати-поле, а я — чахлое комнатное растеньице, выращенное под светом настольной лампы. Однако выбора, похоже, нет. Я решительно киваю сатиру и говорю, чтобы вел меня к дороге. Рогатый спрыгивает с платформы и встает на тропу. Вот я и узнаю, куда она ведет.
По пути в голову, разумеется, лезут всякие глупости.
— Надеюсь, не будет как в дурацких страшилках? — Я ловлю недоуменный взгляд сатира и поясняю: — Героиня убегает от маньяка, выскакивает на дорогу, видит машину и размахивает руками. Тачка останавливается, а за рулем — тот самый маньяк. Ну, в моем случае — Миранда.
— Понятия не имею, о каких страшилках ты говоришь, но встречи с червами не исключаю. Если они все это время искали своего дружка, то вероятность наткнуться на них весьма высока. — Рогатый трет подбородок. — Знали бы мы заранее, что так выйдет с электричкой, упали бы на хвост валету. А то уехала порожняком, могла бы и подбросить.
— Думаю, ей было бы неприятно нас везти.
— Зато нам — приятно. Больше думай о своих интересах, малыш. Не то вырастешь альтруистом и ездить будут не с тобой, а на тебе, — резко отзывается сатир.
Я не согласна, но спорить не хочу. У нечисти, без сомнения, свое представление о добре и зле. Вряд ли один разговор с малознакомой девчонкой убедит нечеловека стать человечнее. Тем более у меня самой еще не вполне сформировались принципы. Хотя одно я знаю точно: быть эгоистом — плохо, потому что тогда ты причиняешь боль своим близким и даже не замечаешь, насколько сильную. Отец показал мне, каково это, на собственном примере.
Пару минут мы с рогатым идем молча, но язык у него явно без костей.
— А с настоящим маньяком ты встретиться не боишься? — осведомляется он задушевным голосом. — Поздний вечер. Одинокая девица. Водителю могут закрасться темные мысли.
— Ну со стороны я, может, и кажусь одинокой. Но ты же со мной. Или… — Я холодею от мысли, что сатир собирается бросить меня на трассе.
— Да, я с тобой и никуда не денусь. — Он окидывает меня странным взглядом, значение которого я не понимаю. — Если не заметила, я тоже чертовски альтруистичен. Потому-то и знаю, что это самый короткий путь на кладбище. — Голос язвительный и в то же время грустный, — видимо, больная тема.
Не представляю, откуда берется это чувство, но меня тянет сказать рогатому что-то приятное.
— Если хочешь, давай сходим в Терновник до того, как я выполню задание. Я знаю, мы не договорились о точном времени, но… можем сделать это завтра.
— Нет. Только после того, как ты познакомишься с королями, — отрезает сатир.
А я-то думала, он обрадуется. Что ж, пожалуй, мне действительно нужно поумерить альтруизм.
Когда мы выбираемся на дорогу, на небе уже светится тонкий рогалик месяца. Все вокруг залито сумеречной синевой. Я встаю у обочины и поднимаю руку.
В соцсетях Изи как-то писал, что голосовать большим пальцем — слишком киношно. Гораздо лучше просто поднять руку и повернуть ее ладонью к водителю. Открытая пятерня — знак доверия.
Проносится одна машина, следом вторая, обе не останавливаются. Больше никто в нужную мне сторону не едет.
У Изи есть стратегия. Она называется «посылать сигнал». Ты просто стоишь, ждешь и думаешь: «Ну ты-то точно остановишься. Давай, друг, не подведи. Я рассчитываю на тебя» — и все такое. Ты не обращаешься ни к кому конкретному, просто крутишь в голове эти мысли, и, как утверждает Изи, через минуту-другую какой-нибудь добрый самаритянин выбирает тебя своим попутчиком.
«Давай, друг, не подведи», — посылаю я сигнал. В синеве вспыхивают два апельсина — оранжевые фары. Машина сбавляет ход, проезжает чуть дальше и останавливается. Я догоняю ее, открываю переднюю дверь и вежливо спрашиваю у парня, сидящего за рулем:
— До Питера не подбросите? Электричка сломалась.
— Запрыгивай! — Парень сверкает белозубой улыбкой.
Он похож на иностранца, хотя в речи не слышится акцента. Черные кудри дыбятся над смуглым лбом, розовая футболка вся в дырах, а на руках кожаные браслеты. Его усадить бы на булыжную мостовую в каком-нибудь европейском городке, сунуть гитару и метнуть под ноги шляпу — от туристок отбоя не будет. Даже если играть не умеет.
— Можно я сяду назад? — уточняю я.
Мы с сатиром точно не поместимся на переднем сиденье.
— Прости, никак. — Парень качает головой, и волосы-пружинки задорно прыгают из стороны в сторону. — Там дрыхнет мой друг. Да и болтать удобнее с тем, кто сидит рядом.