Младший брат

— Да, он был здоровым, к старости, правда, весь высох, болеть стал. Моей жене моего деда увидеть не довелось, но однажды, представляешь, он ей приснился. Во сне, огромного роста рыжий казах затаскивал в наш дом здоровенные мешки, набитые чем-то. А я помню, как после войны дед работал водовозом и с собой с города постоянно привозил хлеб, булочки и мясо в мешках. Борщи, каши и прочее, он за еду не считал. Только мясо с наваристым бульоном и хлеб. Мама ворчала, но готовила именно это блюдо, чаще всего. А вообще, если посмотреть на то, как питаются казахи, это мясо, тесто, ну еще картошка. И когда мы ели, дед сидел, гладил бороду, смотрел на нас и чуть не плакал. Страшный голод он видел, как люди с ума сходили от голода, родители детей своих ели.

— Да, а я думал казахи до самой войны хорошо жили, весело.

— Ну, что ты, Алеша, — грустно улыбнулся Амантай, — вся история наша, это сплошной голод, в двадцатом году, в тридцатом. Это то, что я знаю. А еще раньше, если джут случался, скот погибал, снова голод. Страх перед голодом долго живет в человеке. И сейчас, если в семье есть кто-то пожилого возраста, то он обязательно сушит хлебные корочки на случай голода. Да и наши родители внушили нам уважение к хлебу, ни крошки на пол нельзя уронить.

— Ты прав, а я вот что вспомнил. Наша соседка, когда мама рассказала ей о вас, о Тулютай-ата, расплакалась. Оказывается, она сама из ссыльных и ее с матерью и братом отправили эшелоном в Казахстан, в Караганду, в тридцать пятом году. Выкинули в степь, прямо в снег. Спасение от холода было в одном: зарыться в сугроб и приготовиться умереть. Потом они услышали конский топот и окрик такой, знаешь, типа «хэй». Это старик-казах привез им в мешке вареного мяса, целого барана. За зиму он приезжал еще два раза. Вот так, они ту зиму и пережили, а дальше весна, лето, её мама на работу устроилась. А это стариковское «хей», она долго, с благодарностью, вспоминала.

— Смотри-ка, может, это мой дед и был, а?

— Вот и я думаю, вдруг, это он. Она просила, кстати, если свидимся, поблагодарить казахов и от ее имени. Часто повторяла маме, помнится, что добрее казахов, не видела людей.

— Это, ваша соседка точно подметила, мой народ настолько добрый и терпеливый, иногда в ущерб себе. Причина такой терпеливости, я думаю, в прошлом моего народа: слишком много в нем было плохого, войн и притеснений. Поэтому казахи, больше всего ценят мирную жизнь. Избегать войны — это у нас в крови. С другой стороны, может потому и выжили. Обидно за казахов, порой, становится, вместо того чтобы ответить на оскорбления, покорно сносит их. Агрессия не свойственна моему народу, хотя, кое-где не помешала бы.

— У нас в таких случаях говорят, добро должно быть с кулаками.

— Вот именно, да что далеко ходить, взять недавние события, студенты в Алмате вышли на мирный митинг, а их за это в горы, автобусами вывозили и оставляли умирать от холода, парней в камеры одиночные бросали и к ним извращенцев подсаживали. Это как, по-человечески? А какое отношение к казахам после этого было, по всей стране? Сын с армии вернулся, только осенью, командиры держали его до нового призыва, хотели, чтобы его избили новобранцы. А дочери золотую медаль не дали. За что? За то, что в своей стране мнение посмели высказать.

Они помолчали, пока Амантай не опомнился, увидев, как гость сидит с понурым видом, уткнувшись в пиалу с холодным чаем.

— Алексей, ну что ты, прости меня, я же это так, рассуждаю по-стариковски. Ох, что я за человек, будто ты в этом виноват, обиды свои высказываю, прости, дорогой. У каждого народа, если посмотреть, своего горя хватает. Кулзипа, несите горячий чай, — крикнул он жене и снохе, деликатно оставивших старых друзей одних.

Тут же все забегали, обновляя дастархан горячим блюдом и чаепитие возобновилось в прежнем составе, супруга Амантая, сноха, дети и внуки дружно уселись за стол.

— Да, ты прав, Аман. И не извиняйся, кому-то же надо об этом говорить, нельзя делать вид, что все хорошо. И про народ ты правильно сказал. Я сейчас изучаю историю России, сколько же натерпелся мой народ, даже не русский, а я бы сказал, славянский: и поборы, и войны и все тот же голод.

— Да, не дай Аллах, никому голодать. Помню, мама моя, рассказывала. Они с сестренкой шли в свой аул, через степь. Смотрят, юрта стоит дырявая, вся в прорехах, внутри кто-то возится, пыхтит. Заглянули осторожно, а там двое мужчин женщину разделывают. Рядом, в казане вода закипает. Они побежали, без оглядки, до самого аула. Повезло им, людоеды их не заметили. А то догнали бы в два счета, а через час бы они в том казане варились бы.

— Как же это жутко? Как же можно довести народ свой до того, чтобы люди друг друга ели?

Они замолчали, каждый, углубившись в свои грустные думы. Несчастные дети прошедшей войны.

— Мы живем в разных государствах и теперь, уже не единый народ, как раньше, — Амантай, очнувшись от дум, начал было говорить, но…

Алексей вдруг поднялся с дивана и взволнованным голосом обратился к хозяину дома.

— Мама просила сказать вам… Сейчас… Мы очень благодарны…