Мне хорошо, мне так и надо…

Рафа помнил, что на какое-то время его настроение насчёт сына улучшилось, потому что мерзавец ни с того ни с сего женился. Всех его девушек Рафа всегда считал не бог весть чем. Разве нормальная серьёзная девчонка будет иметь дело с его сыном? Нет, конечно. А тут у шаромыжника, не платящего за еду, появилась медичка по имени Оля. Только выпустилась из Меда. Молодой доктор. В Рафе всегда сидел интерес к медицине и врачам. Может и надо было ему идти в эту область, но не пошёл, то ли отцу назло, то ли чтобы сделать как дядя Лёля. Сколько они там встречались, Рафа понятия не имел, но тут девушка была приведена в дом и объявлена невестой.

— Как она тебе? Считаешь она симпатичная? — Мирка как всегда думала о пустяках. — Мир, лишь бы она была умной! Хоть кто-то у них в семье будет умным! — отвечал Рафа.

— Что ты имеешь в виду, хоть кто-то?

— Мир, я имею в виду, что твой сын — дурак. — Рафа в таких случаях всегда говорил «твой сын».

— Да что ты против него имеешь?

— Ничего не имею. Просто он весь в тебя, и мне жаль, что это так.

Мирка молчала, предпочитая не продолжать этот бессмысленный разговор, который не мог кончиться ничем хорошим. Понятное дело, Сашенька не такой умный, как Рафуля, но… у него есть достоинства: он — добрый. Мирка не понимала, что сын не добрый, а просто безвольный и ему на всё наплевать. Рафа не мог не признать, что Оля — очень приятная девушка, умная, образованная, работящая, красивая, с хорошей фигурой.

В общем выбор сына он полностью одобрял, хотя так никогда ему прямо об этом и не сказал. Он тогда радовался, надеялся, что Сашка образумится.

А вот на свадьбе он вёл себя плохо и делал это нарочно. Собрались в ресторане, целый зал заказали. Пришли все горьковские родственники, тётушка консерваторская, все сотрудники, друзья. Да что тут говорить — цвет города. Он москвичей тоже приглашал, но они никто не приехали. Он так почему-то и знал. Олины родители и родственники тоже пришли. Ну дал же бог родственничков! Колхоз «Красный лапоть». Толстые тётки в коротких обтягивающих жир платьях, дядьки с красными испитыми рожами. Все быстро напились, откуда-то взялся гармонист, тётки с дядьками пошли плясать, отбивали каблуками паркет, ходили в присядку, песни принялись орать. Какое-то зерно под ноги сыпали. Потом кричали: «Горько!» Сашка, тоже пьяненький, вставал, целовал жену, и они вслух считали. Олина семья — это были другие люди, колхозники, деревенщина, гопота. Рафа брезгливо кривил губы, не стал говорить тост, не пошёл танцевать с матерью невесты, хотя с ним было договорено, что он её пригласит, когда Олин папаша пригласит Мирку. Когда папаша присел к нему за стол и стал рассказывать анекдот, Рафа демонстративно, не дослушав, встал и отошёл прочь. Он сам женился на деревенской, и сын сделал то же самое. Да что же с ними не так? Какой-то злой рок!

После ресторана они с Миркой лежали в постели, и она попыталась обсудить с ним событие, он грубо её прервал и объявил, чтобы впредь они его никогда не заставляли встречаться с «этими». Он не хочет и не будет… Мирка, как обычно, промолчала, не желая его растравлять. «Ты только Сашке ничего не говори о её родителях. Ладно?» — попросила она его. «Нет уж, я скажу. Не затыкай мне рот. Я ему скажу про эти квасные рожи…» Рафа хорохорился, но и сам знал, что вряд ли будет поднимать в дальнейшем эту болезненную тему.

Вскоре у молодых родилась Катенька, и рождение внучки полностью примирило Рафу с действительностью. Какая разница, какой у него сын, главное — Катенька. Оля нашла неплохую работу в главной городской больнице, а Сашка уволился с завода и начал какой-то бизнес «купи-продай». Это было полное поражение, крушение Рафиных планов, но может тот факт, что Сашка перестал его на заводе позорить, и был настоящим благом. Кто знает.

Единственное, что отвлекало Рафу от Катеньки — это ухудшающееся здоровье. К тому, что он не мог иметь теперь жену, он относился спокойно. Она уже тоже немолодая, обойдётся, на себе он давно поставил крест. Нет и ладно, курить бросить он не мог, мелкие сосуды, от которых и зависит эрекция, были ни к чёрту. Об этой проблеме, кроме Мирки, никто не знал. Настоящей проблемой стали ноги. При ходьбе они нестерпимо болели, особенно при подъёме по лестнице. Боль… ходьба… отдых… ходьба… боль. Он давно к этому привык. Артерии не справлялись со своей работой. С годами боль ощущалась всё выше, приближалась к сердцу. Врачи предупреждали его, что может развиться гангрена, приводили примеры кошмарных ампутаций. Но Рафа почему-то всегда знал, что он до этого не доживёт.