Никогда прежде Ефимии не приходилось бывать в императорском зимнем саду. Она предпочитала прогулки на свежем воздухе и искренне не понимала, какую прелесть можно найти в созерцании кадок с деревьями. Однако многие придворные не любили вечерней сырости и предпочитали проводить досуг под крышей. Впрочем, сегодня здесь было тихо. Сквозь стеклянную крышу и такие же прозрачные стены в оранжерею проникали последние закатные лучи. Они многократно преломлялись, затейливой радугой падали на ажурные листья. Многие растения Ефимия видела впервые и с интересом рассматривала пальмы и орхидеи, столь любимые ее величеством.
Где-то впереди мерно журчала вода. Ориентируясь на звук, то и дело отодвигая нависавшие над головой жесткие листья, девушка двинулась к месту встречи. Она заранее отрепетировала речь, все, что скажет Элизабет. Если та захочет ее понять, они помирятся, если нет, дальнейших попыток Ефимия предпринимать не станет.
– Бетси! – позвала она, намеренно употребив уменьшительную форму имени.
Ответа не последовало. То ли бывшая подруга еще не пришла, то ли ей не понравилось обращение.
– Элизабет! – встревоженно повторила Ефимия.
Фонтан журчал совсем рядом. Сквозь листву вечнозеленых растений девушка заметила женский – силуэт на скамейке. Выходит, Элизабет таки здесь, но по какой-то причине игнорирует бывшую по-другу.
– Ну хватит уже! – недовольно буркнула Ефимия. – Довольно твоей графской гордости! У меня она тоже есть, могу поделиться.
Девушка сделала еще шаг и увидела чашу фонтана. Выполненный в форме раковины, он собирал вытекавшую изо рта мраморной рыбы воду. А вот и Элизабет. Она поднялась и стояла к ней спиной. Светлые волосы выбивались из-под шляпки. Выходит, Элизабет либо собиралась, либо недавно вернулась с конной прогулки – на скамейке валялся хлыст.
– Ну, я пришла. – Ефимия остановилась в паре шагов от нее. – И либо ты начнешь говорить, либо я немедленно ухожу. Право, не веди себя как ребенок!
– Надеюсь, вы воспользуетесь собственным советом, – послышался знакомый голос сбоку.
Обернувшись, Ефимия увидела Идриса Блеккуока. Он кинул на девушку полный злой усмешки взгляд и остановился рядом с Элизабет.
Ефимия попятилась. Странности поведения подруги пугали, она начинала сомневаться, Элизабет Сомерсби ли перед ней.
– Мы заключили договор, миледи, – напомнил маршал, – и вы нарушили его условия.
– В чем же? – гордо подняла подбородок Ефимия.
Если он планировал ее запугать, то ошибся. Или?.. По коже пробежал холодок. Элизабет не могла ведь поведать ему ее тайну? Тогда Ефимия целиком во власти маршала.
– Судя по тому, как испуганно дрогнули ваши губы, я прав, – довольно констатировал Идрис. – Значит, наша прогулка станет для вас заслуженной платой.
Прежде, чем Ефимия успела что-либо сделать, на ее голову накинули мешок. Девушка отчаянно забрыкалась, пытаясь вырваться из душного плена, но нападающие превосходили ее числом и силой, и леди Брок проиграла. Словно куль с корнеплодами, ее перекинули через плечо и куда-то понесли.
Воздуха категорически не хватало. Ефимия отчаянно царапала мешковину, чтобы проковырять дырку и не задохнуться. Ее несли вниз головой, отчего в висках пульсировала кровь. Казалось, еще немного – и девушка потеряет сознание.
– Слишком шумно! – раздался над ухом голос Идриса.
В следующий миг Ефимию опустили на пол. С головы сняли мешок. Однако она рано радовалась. Позволив жертве сделать лишь пару жадных глотков свободы, один из похитителей прижал к ее лицу омерзительно пахнущую тряпку. Ефимия закашлялась. На нее накатила дурнота. Напрасно она пыталась убрать ветошь от своего носа, чем больше девушка сопротивлялась, тем сильнее ее прижимали к коже. Слабость постепенно усиливалась. Ефимию резко потянуло в сон, и вскоре она провалилась в черное безвременье.
Ленар Горзен снова задержался в кабинете допоздна. Однако мысли его занимали не государственные дела. Устроившись в глубоком кресле возле камина, он водил пальцем по небольшой книжице без названия. Кожаный корешок и обложка местами потрескались от времени и небрежного обращения, часть листов скукожилась от влаги, но самое главное: две буквы на форзаце сохранились. Некогда их вывели уверенным крупным почерком – округлую «э» и чуть более резкую «б».
Когда на Ленара находили минуты серой меланхолии, он любил извлекать кожаную книжицу и перечитывать избранные записи. Дневнику Эвана Брока надлежало находиться в архиве, но первый министр изъял его вскоре после трагической гибели генерала, рассудив, что посторонним ни к чему читать откровения усопшего. Они ничего не изменят, зато способны навредить семье барона. Те же сторонники виконта Ора могли устроить на нее охоту, если бы прознали о предсмертных планах мнимого союзника. В остальном… Ленар сделал все, что мог.