Я уже несколько раз бывала в таких пригородах и была знакома с этим миром, так контрастирующим с гламурным Парижем из голливудских фильмов, и с жизнью людей в этих домах. Жители жаловались на расизм, говорили, что, когда они ищут работу, сочетание из арабских имен и адресов часто заставляет работодателей им отказывать. Некоторые упоминали, что раздумывали над сменой имен, чтобы они звучали более французскими.
Пока мы с моими коллегами шли по району, где выросла Бумедиен, я не могла не задавать себе вопрос о том, что бы стало со мной, если бы я выросла в таком месте. Что бы стало с любым человеком?
Когда человек становится преступником или террористом, этому не может быть никаких оправданий. Но если расти в таком месте, как Вилье-сюр-Марн, то молодые люди без всяких усилий почувствуют себя чужаками. Я вспомнила, какую смесь злости и страха ощущала я, когда подростком узнала, что в Золингене и Мельне были сожжены дома турецких иммигрантов. Жить в приличном районе, таком как Хольцхаузен, – это означало, что мы не были окружены другими приезжими, которые чувствовали себя подавленными и раздраженными от постоянной дискриминации. Меня вдохновляли на лучшую жизнь слова, которые мои бабушка и дедушка говорили мне в детстве, присутствие моих родителей и крестных, которые постоянно повторяли, что, если я буду напряженно трудиться, у меня будет шанс многого достичь в жизни.
Чем же Хайят Бумедиен могла здесь вдохновляться? А что насчет тех подростков и молодых людей, которых мы сейчас видели в этом нагромождении бетонных блоков? Место не выглядело привлекательным. Почти все кухни были похожи одна на другую, с пакетами овощей и молоком на полках, которые можно было заметить через открытые окна. Из них лилась африканская и арабская музыка, а внутри квартир люди громко разговаривали. Бетон был повсюду, совсем не было зелени или игровых площадок. Кажется, даже маленькие дети здесь не играли, и мы видели четырех ребят, стоящих кругом в темном месте. В руках у них были пакетики, которые мы посчитали наркотиками. Пока мы смотрели, прошел, опираясь на трость, пожилой человек в шапочке для молитвы.
Бумедиен выросла в одном из этих зданий. Друг их семьи рассказал нам, что ее мать умерла от сердечной недостаточности, когда девочке было восемь лет. «Отец остался с шестью детьми. Ему надо было работать, и он решил, что у него нет другого выбора, кроме как снова жениться». Звучало это как удобное объяснение вызывающего сомнения поведения.
Отец Хайят женился, когда не прошло еще и месяца после смерти его жены. Но новая жена не поладила со своими пасынками и падчерицами. «В доме шла постоянная битва, – рассказал нам один из друзей семьи. – В конце концов отец принял сторону своей новой жены».
Для Бумедиен и ее братьев и сестер это означало то, что они должны сдаться или их выбросят из дома. В тринадцать лет ее отправили в приемную семью, которая была из того же алжирского города, что и ее отец.
Бумедиен любила краситься и болтать по телефону с друзьями. Это рассказал нам Омар, ее сводный брат, который разговаривал с нами только на том условии, что его фамилия нигде и никогда не будет опубликована. Мы встретились с ним около скромного домика его родителей. Он находился недалеко от высоких серых башен пригорода, но в гораздо более приятном районе.
Омар сказал, что его семья была в шоке, когда узнала, что Хайят, возможно, участвовала в том, что совершил ее муж. Для Омара это звучало так, как будто относилось к совсем другому человеку. «Она была хрупкой и явно перепуганной смертью матери», – сказал он. Девочка не часто общалась с отцом, которого, кажется, не очень интересовало ее благополучие.
– Мы познакомили ее с очень милым мужчиной из Алжира, но он ей не понравился, – рассказал нам Омар.
Когда Хайят исполнилось восемнадцать, она уехала в Париж – эту мечту она долго лелеяла. Жаждущая свободы и захваченная идеей о путешествиях, девушка нашла себе работу – продавать сэндвичи и кофе в скоростных поездах. Ей нравилось ходить гулять с друзьями и бродить по магазинам. В 2007 году подруга, с которой девушка училась в старших классах, познакомила ее с приятелем своего парня, с которым они отбывали наказание в тюрьме, – Амеди Кулибали, недавно освободившемся после срока за вооруженный грабеж. Как и Хайят, Кулибали происходил из семьи иммигрантов и родился во Франции.
Вернувшись в наш отель в Париже, мы просмотрели судебные документы, собранные из разных источников. Там была и запись допроса Бумедиен в 2010 году, после того как Кулибали обвинили в попытке организовать побег руководителя боевиков из французской тюрьмы. Хайят сказала, что ни ее муж, ни она сама не были очень религиозными, когда познакомились, но вместе они изменились.