Мне сказали прийти одной

Я спрашивала себя, что могло произойти не только с этим молодым человеком, но и с его семьей, если он выбрал для себя такой путь. После терактов в Париже я какое-то время провела в Моленбеке, и со стороны казалось, что у Абауда было множество возможностей устроить свою жизнь. Его отцу принадлежал бизнес по импорту одежды из Марокко, и этот бизнес давал неплохой доход. Абауд посещал частную школу. Но в семье его родителей были проблемы. Абауд был ближе со своей матерью, чем со отцом. По данным источников из разведки, Абауда угнетала и злила та жизнь, которую вел его отец, и постоянные драки дома.

Моленбек был не похож на те пригороды, которые я видела во Франции. Там не было высоких серых зданий, а магазины и кофейни напомнили мне Марокко. Но корреспондент «Вашингтон пост» в Бельгии Аннабель Ван дер Берг рассказала мне, как трудно получить здесь информацию – люди в Моленбеке с репортерами не разговаривали. И, хотя район и не выглядел так уныло, как французские пригороды, проблемы в Моленбеке были те же самые. Уровень безработицы достигал почти 30 процентов, а в некоторых местах был еще выше. В районе был высокий уровень людей, родившихся в других странах. Многие люди жили в бедности. Свою роль сыграли и радикальный ислам, и конфликты между сектами. Некоторые отмечали влияние саудовских, кувейтских и катарских религиозных организаций, заявляя, что они финансово поддерживают радикальный суннитский ислам на этой территории.

В наш первый приезд мы с Аннабель хотели просто почувствовать людей и сам район, поэтому мы искали кофейню, где было бы много людей. Когда мы нашли такую и вошли туда, мы поняли, что внутри находятся одни мужчины. Они с удивлением смотрели на двух женщин.

– Ас’салям алейкум! – поздоровалась я.

Это было приветствие и одновременно сигнал о том, что я принадлежу к их культуре.

– Ва’алейкум ассалям, – ответили несколько человек.

Я попыталась разбить лед, спросив на марокканском арабском у очень серьезного официанта, нет ли у них марокканских блинов или сфини – марокканских пончиков. Ему было лет двадцать с чем-то, то есть он был одного возраста с большинством парижских террористов. Официант рассмеялся.

– Я бы хотел, чтобы они у нас были! – сказал он. – Я могу предложить вам багет или круассаны.

– А как насчет марокканского чая?

– Это я могу сделать.

Телевизор был включен, и группа мужчин смотрела футбольный матч. Когда официант принес чай, я сказала ему, что я журналистка, и спросила, не знает ли он кого-нибудь, кто участвовал в том, «что произошло в Париже».

– Я видел их, только когда они здесь жили и заходили выпить кофе, или встречал на улице. Друзьями мы не были, – сказал он.

Я спросила, не знает ли он, где они собирались, но он ответил отрицательно.

Мы с Аннабель ждали клиентов, которые могли состоять в той же группе, что и Абдельхамид Абауд или Салах Абдеслам, еще один подозреваемый в парижских терактах. Оба они были в бегах. Наконец, пришел молодой человек, заказавший кофе и круассан. Я посмотрела на официанта и глазами указала на клиента, у которого он принял заказ. Официант кивнул, и я поняла, что молодой человек может что-то знать.

Когда я подошла к нему, парень рассказал, что они с Абаудом иногда проводили время вместе, но не общались уже долгое время. «Все, что произошло, очень плохо для нас, теперь все будут думать, что те, кто из Моленбека, опасны», – сказал он.

Парень дал мне одну подсказку: он предложил мне пойти съесть сэндвич в кофейню неподалеку. «Там они проводили много времени, и там вы найдете больше их друзей», – сказал он.

Мы с Аннабель пошли есть сэндвичи в кафе, где работали два отлично сложенных мужчины, которые выглядели как братья. У них было несколько клиентов, которые, кажется, все были знакомы друг с другом.

На меня посмотрел высокий молодой мужчина в джинсах, свитере и темно-голубой куртке. Я посмотрела на него в ответ и улыбнулась. Он тоже улыбнулся, взял свой сэндвич и вышел. Он выглядел так, как, по моим представлениям, могли выглядеть друзья Абауда и Абдеслама – с налетом гангстерской крутизны. Инстинктивно я решила последовать за ним.

– Простите меня, пожалуйста! – окликнула я мужчину. – Ас’салям алейкум!

Он остановился и обернулся.

– Ва’алейкум ассалям, – ответил он. – Да, мадемуазель?

Я сказала ему, что я журналистка, и объяснила, почему хочу больше узнать о Моленбеке. Я говорила, пытаясь найти дипломатичный способ спросить о том, что я хотела узнать на самом деле, и тут он задал мне прямой вопрос:

– Так вы хотите задавать вопросы о тех, кто устроил теракты в Париже, и узнать, знаком ли я с ними? – спросил он на марокканском арабском.

– Да, – ответила я.

Он сказал мне, что знал Абауда, Абдеслама и других, уехавших в Сирию.

– А вы знаете, что мы здесь вообще-то не любим разговаривать с журналистами? – спросил он. – Недавно команду с камерами забросали камнями. Но так как вы марокканка и не работаете на таблоиды, которые всем лгут, мы по крайней мере можем выпить кофе.