Мне сказали прийти одной

Глава 15 Террор приходит в дом. Австрия, Франция, Бельгия, 2015–2016 года

Когда я приехала в Австрию в сентябре 2015 года, чтобы писать о кризисе с беженцами, заполонившими всю Европу, железнодорожные станции были забиты людьми. В некоторых местах стояли стойки с едой и кухни, в других были расставлены полевые койки, чтобы разместить вновь прибывших. Со всех уголков Австрии собрались волонтеры разного происхождения, чтобы помочь обеспечить основные нужды беженцев, которые потоком устремились из Сирии, Ирака, Афганистана и, как я вскоре узнала, из других стран. Об этом писали многие журналисты. Читая немецкие средства массовой информации и слушая разговоры политиков, я не могла не заметить полную эйфорию от того, что в страну прибывают иностранцы.

Фраза «Wir schaffen das» – в зависимости от ситуации ее переводили как «Мы с этим справимся» или «Мы можем это сделать» – была лозунгом канцлера Германии Ангелы Меркель, ее способом подбодрить немцев, чтобы они с оптимизмом воспринимали наплыв беженцев. Этот жизнерадостный, полный решимости посыл отражался в газетных статьях и телевизионных программах. Я тоже надеялась на то, что беженцы, изгнанные ужасными обстоятельствами из своих родных стран, будут приняты в Германии и других странах и найдут свое место в обществе. Но также я знала, что для всех джихадистских групп это будет прекрасной возможностью послать своих боевиков в Европу, где они смогут действовать как агенты под прикрытием.

На железнодорожных станциях в Австрии я увидела признаки того, что это уже случилось. Меркель говорила об огромном размахе кризиса с беженцами и о необходимости временно открыть границы Германии для бегущих от войны семей. Но в некоторых странах ее речь переводили не полностью или цитировали в социальных сетях только фрагменты. Эти слова были многими восприняты как приглашение. Люди из всей Северной Африки, с Ближнего Востока и даже из Южной Азии прибывали в Турцию, уничтожали свои паспорта и присоединялись к потоку беженцев. Этот поток был так огромен, что европейские власти даже не успевали найти переводчиков и людей, которые могли бы подтвердить личность прибывающих или хотя бы опознать, действительно ли это сирийцы, спасающиеся от военного конфликта.

На железнодорожной станции в Вене я слышала много различных диалектов арабского: алжирский, марокканский, тунисский, египетский, йеменский. Также я слышала говорящих на фарси, урду и хинди.

Я познакомилась с высоким мужчиной под тридцать, которого звали Хамза. Он подтвердил, что приехал из Алжира и половину жизни провел в тюрьме за торговлю наркотиками и попытку убийства. Молодой человек сказал, что волна беженцев – это идеальное прикрытие, чтобы такие, как он, могли проникнуть в Европу. Одетый в джинсы и футболку, улыбчивый Хамза мечтал это сделать. С ним была группа друзей, которые вовсе были не похожи на людей, готовых работать уборщиками или поварами. Возможно, это прозвучит недоброжелательно, но, на мой взгляд, они выглядели как ходячее стихийное бедствие.

– Мы прилетели в Стамбул, а потом автобусом доехали до Измира, – рассказывал Хамза. – Там мы уничтожили паспорта и просто смешались с сирийскими беженцами. Потом мы на лодке поплыли из Измира в Грецию. Оттуда – в Македонию, Сербию, Венгрию, а теперь мы тут, в Вене.

Он сказал, что из Северной Африки приезжает очень много людей, чтобы присоединиться к беженцам, и представил мне кое-кого из своих алжирских друзей.

Помещения нескольких крупных железнодорожных вокзалов в Вене превратились в импровизированные лагеря для беженцев. В этих замкнутых помещениях висели запахи пота и еды, смешивающиеся с запахами мочи и фекалий – некоторые дети, да и взрослые тоже, не могли пользоваться туалетами во время своего длинного путешествия из Турции и облегчались прямо в свою одежду или какими-то другими не слишком аппетитными способами. Я заметила следы кожных заболеваний и вшей. Рассказывали, что люди, у которых было хоть немного денег, нанимали машины или автобусы, чтобы ускорить свое путешествие; остальным же приходилось идти пешком. Некоторые провели в дороге неделю и даже больше. Помимо коек и стоек с едой к услугам беженцев были говорящие по-арабски волонтеры, готовые им помочь.

Прохаживаясь по станции, я заметила, что среди беженцев преобладают мужчины. Многие говорили, что они из Дамаска, хотя кожа у них вовсе не была светло-оливковой, характерной для жителей Сирии. Напротив, они больше походили на выходцев из Северной Африки, с кудрявыми волосами, темной кожей и черными глазами. Когда я спрашивала, в каком районе города они жили, эти люди разворачивались и уходили.