Мне сказали прийти одной

– Какая еще демократия? – спросил он у меня. – Она несовместима с исламом, а все люди хотят ислам.

Я спросила, откуда он взял идею о том, что ислам несовместим с демократией. Он улыбнулся и ответил, что слышал в Сети проповедь одного шейха – он отказался назвать имя, – а потом поговорил с ним об этом. Кусперта, казалось, тревожила как его собственная жизнь, так и то, что он воспринимал как гегемонию Запада. Разочарование сделало его легкой жертвой для джихадистских рекрутов, которые прекрасно знали, что следует говорить таким людям. Если трое из четверых пилотов 11 сентября были завербованы и находились под влиянием джихадистских ветеранов или священников, то теперь мы имели дело с новым поколением радикалов, родившихся в Европе, таких как австриец Мохамед Махмуд, которого Кусперт также упомянул как своего вдохновителя. Махмуд не только бегло говорил по-немецки, но и понимал молодежь, что делало его особенно привлекательным для Кусперта, не знавшего в то время арабского.

– Но это не то, за что выступают большинство людей, – сказала я, потому что еще не видела ни одного демонстранта с лозунгами, требующими законов шариата.

Кусперт снова улыбнулся:

– Не думайте о том, что вы видите. Мир будет беспокоиться о том, чего он сейчас не видит.

Он рассказал мне о том, что общался с «братьями» из Туниса, которые попали в тюрьму за то, что проповедовали ислам. «Можете себе это представить? – спросил он. – Они попали в тюрьму, и их пытали люди, которые тоже называют себя мусульманами, но Господь дал им терпение, и теперь они свободны, спасибо Аллаху».

«И спасибо «Арабской весне», – подумала я и спросила Кусперта, планирует ли он сражаться.

– Если Аллах того пожелает, то, когда придет мое время, я это сделаю, – ответил он, добавив, что будет сражаться только «в стране, где говорят на языке священного Корана».

Это был первый разговор из тех, которые мы с Куспертом вели той весной. Чем больше мы разговаривали, тем чаще я спрашивала себя, не приложила ли какая-то подпольная группа джихадистов руки к «Арабской весне». Я не знала, насколько серьезно стоит воспринимать слова Кусперта, поэтому решила поспрашивать о нем.

– Да этот парень – просто болтун! Мы не думаем, что он знает, о чем говорит, – сказал мне один сотрудник службы безопасности. – Вы с ним только теряете время.

Но я по-прежнему была заинтригована, и в особенности меня волновала уверенность Кусперта.

Сейчас все это не звучит как радикальные идеи, но в то время таких историй не было в выпусках международных новостных агентств и на страницах западных газет и журналов. Вместо этого они писали статью за статьей о конце исламизма и прорывах демократии, как будто гигантский прожектор вдруг осветил Ближний Восток и Северную Африку. Либералы и молодые люди в Тунисе, Сирии, Египте и других странах требовали больше прав и более прогрессивного правительства, и журналисты сосредотачивали свое внимание именно на этих группах, оставляя за кадром другие, более мрачные силы. Читателям и зрителям говорили, что, если они посмотрят на площадь Тахрир, они поймут, чего хотят египтяне. Но площадь Тахрир – это еще не весь Египет. Тем временем, мы не разглядели или не обращали внимания на таких людей, как Кусперт и его друзья. Возможно, мы просто не хотели их видеть, потому что они никак не подходили к радостным рассказам о достижениях демократии.

Какое место во всем этом занимали «Аль-Каида» и Талибан? Не увидели ли некоторые из этих лишенных гражданства людей, которые когда-то устремились в «Аль-Каиду», новые возможности в «Арабской весне»? Я связалась со своими военными источниками в Европе, Северной Африке и на Ближнем Востоке и купила новую незарегистрированную сим-карту и дешевый телефон, чтобы позвонить командиру Талибана, с которым я обедала в Пакистане.

– Я слышал о том, что произошло с вами в Египте, – сказал он. – Они вам ничего не сделали? Вас не пытали или?..

Он замялся:

– Вы понимаете, что я имею в виду. Они никак не задели вашу честь?

Я сказала ему, что ничего такого не было, а потом спросила, как он узнал.

Он рассмеялся:

– Думаете, мы не читаем новостей?

Я спросила, не боится ли он потерять своих последователей в странах, которые охватила «Арабская весна». Его это нисколько не волновало. Напротив, он возносил хвалу оппозиционным силам, восставшим против «коррумпированных лидеров».

– Хорошо, что люди получат власть, потому что тогда они выберут правильный путь, как это сделали мы под управлением Талибана, – добавил он.

Но это было совсем не то, что я видела на плакатах протестующих. Напротив, люди требовали больше прав и улучшений уровня жизни.

– Это вовсе не то, чего хочет большинство, – сказал мне командир. – Люди хотят шариата. Они больше не хотят никакого вмешательства Запада и никаких марионеток у власти.

Он сказал, что знает об этом, потому что некоторые боевики Талибана были родом из этих стран.

– Теперь они возвращаются, совершают даву и предлагают свою помощь людям.

В исламе дава означает проповедь и учение. Люди, о которых говорил командир Талибана, были на самом деле рекрутами джихада.