Мне сказали прийти одной

– Вот увидите, – сказал он, – братья со всего мира приедут туда и научат тому, чему раньше было запрещено учить, – правильному исламу.

Я стала думать, не надо ли мне поехать на Ближний Восток, чтобы изучить вопрос на месте. Потом во Франкфурте молодой мусульманин застрелил двух американских военных и ранил двух других. Полиция сообщила, что убийца по имени Арид Ука арестован. Я с головой нырнула в эту историю.

Ука был по происхождению албанцем, родился он в Косово и вырос во Франкфурте. Семья и друзья описывали его как тихого и стеснительного молодого человека двадцати одного года. В средней школе Ука вместе со своими одноклассниками получили правительственную награду за проект по предотвращению насилия. Его родители были скромными мусульманами, они и его братья сказали мне, что совершенно не понимают, почему он убил американцев. Правда, старший брат Хастрид упомянул, что Арид много времени проводил у компьютера, «играл в игры, читал посты в Facebook или смотрел фильмы на YouTube. В последнее время он также слушал нашиды с некой политической окраской на немецком языке».

Я спросила, не знает ли Хастрид, чьи это были нашиды. Он задумался на пару секунд, и было видно, что действительно пытается вспомнить имя:

– Это бывший рэпер, что-то вроде «Дог».

Попытавшись позвонить Кусперту, я услышала, что данный номер больше не существует. Я связалась с имамом, который нас познакомил, и спросила, не знает ли он новый номер бывшего рэпера.

– Извините, я не знаю, – ответил имам. – Все очень изменилось, Суад. Абу Малик больше ко мне не ходит. Более того, он назвал меня предателем, потому что я сказал, что его взгляды – это взгляды экстремиста и они далеки от исламского учения.

Имам сказал, что теперь Кусперт общается с другой группой.

– Он не хочет слушать, что есть истина. Он хочет слушать только свою собственную правду.

Поскольку я не знала, как добраться до Кусперта, то решила покопаться в том, что он мне говорил. Я поехала в Лондон, чтобы встретиться с тремя старыми боевиками из Египта, Туниса и Ливии. Двое из них в восьмидесятых воевали с Советским Союзом в Афганистане и были свидетелями начала эпохи мирового джихада. Все были членами местных исламских движений, требовавших свержения правительств и установления системы, основанной исключительно на законах шариата. Из-за своих непопулярных взглядов этим людям пришлось искать убежища в Великобритании, где за ними внимательно наблюдали британские разведывательные службы.

Мы встретились в кофейне в Найтсбридже – районе, популярном среди богатых арабов из стран Персидского залива. Хотя люди, с которыми я встречалась, были небогаты, они сказали, что здесь чувствуют себя безопаснее, потому что их происхождение не так привлекает внимание. Египтянина и тунисца я уже знала некоторое время, но с ливийцем познакомилась впервые. Все трое, казалось, очень радовались тому, как развиваются события в их родных странах.

– Люди наконец показали, что они сыты по горло коррумпированными режимами, – сказал ливиец, он говорил очень тихо, а его темно-карие глаза казались добрыми. – Когда у людей в Сирии будет свободный выбор, они выберут шариат.

– А если нет? – спросила я.

– Все сделают правильный выбор, если у них, наконец, появится шанс увидеть правильный путь, – сказал тунисец. – А ничего не может быть лучше и правильнее закона Аллаха.

– А что же это будет значить для тунисских женщин? – спросила я.

Страна достаточно долга была очень либеральной, и у женщин были равные с мужчинами права. По этому показателю первый президент Туниса Хабиб Бургиба считался, пожалуй, самым прогрессивным лидером в арабском мире. В шестидесятые годы он провел серию реформ, которые включали запрет полигамии, гарантировали право женщин свободно выбирать себе мужей, получать развод, сохраняя опеку над своими детьми, и делать легальные аборты. Бургиба, в конце концов, запретил ношение чадры, которую называл «отвратительной тряпкой». Его подход даже стали называть «бургибским феминизмом».

Для некоторых благодаря этим реформам Бургиба стал героем, другие, такие как мужчины, с которыми я сидела за столиком, называли его «диктатором».

– Это было сделано насильно, – злобно сказал тунисец. – У женщин не было выбора. Из-за него и других предателей их заставили отказаться от ислама. Мы освободим тунисских женщин!

– А что насчет женщин, которые не хотят носить платок на голове?

– Любая женщина, если она настоящая мусульманка, будет счастлива прикрыть волосы и лицо.

– И лицо тоже? – брякнула я.

Он сказал, что если его жена и родившиеся в Великобритании дочери носят закрывающий лицо никаб, то уж мусульманки в арабских странах, разумеется, будут это делать.

– Но демонстранты «Арабской весны» вовсе не требуют ношения хиджаба или никаба, – ответила я.

– Это не «Арабская весна», – перебил меня египтянин. – Это весна ислама и мусульман.