Чем больше времени он проводил в группе, тем лучше видел, насколько неправильна тунисская и западная политика. «Никого не заботят жизни мусульман», – говорил Салах, явно подразумевая, что шейха это заботило. В 2004 году шейх планировал послать его и других учеников в Ирак, чтобы сражаться вместе с Абу Мусабом аль-Заркави, но тунисские власти арестовали их и обвинили в том, что они являлись членами террористической организации. Салах и его друзья получили от пятнадцати до двадцати лет тюремного заключения.
– И все из-за того, что мы хотели помочь нашим сестрам и братьям в Ираке, – сказал Салах.
Сотрудники тунисских спецслужб и тюремные охранники пытали его и его друзей, даже насиловали некоторых из них, но он считал, что в тюрьме они стали сильнее. Такое я уже видела в других местах. То, что боевиков отправляли в тюрьмы и пытали, только делало их еще большими радикалами. В заключении они часто встречали людей, которые думали подобным образом, и это только усиливало их убеждения.
– А что теперь?
– Теперь Аллах освободил Тунис от собаки Бена Али и американских псов. Теперь очередь за Ливией, потом – Алжир, Марокко и весь остальной исламский мир.
Он рассказал, что некоторые из его «братьев» уже уехали в Ливию и сражаются вместе с ливийцами против режима Каддафи.
– Еще мы посылаем братьев в Сирию, – сказал он.
– А когда все правители будут свергнуты, тогда что? – спросила я. – Какая у вас цель?
– Халифат, – ответил он.
Я вспомнила разговоры в Ливане с Шакером аль-Абси, который еще несколько лет назад дал мне тот же ответ.
В середине августа я вернулась в Германию. Я снова позвонила имаму из Берлина и спросила, не слышал ли он чего о Кусперте.
– Да, он все еще в Берлине, – ответил имам. – Ему пришлось сменить номер телефона после истории с Аридом Укой, но он разрешил дать вам его номер.
Я тут же перезвонила Кусперту.
– Я должна с вами встретиться, – сказала я.
Он начал смеяться.
– Да, я слышал, что вы встречались с моими братьями из Северной Африки!
Глава 11
Угрозы. Бахрейн, Иран и Германия, 2011–2013 года
Пока весной 2011 года протесты волной распространялись по всему Ближнему Востоку, мое внимание особенно привлекла одна страна – Бахрейн, островное государство в Персидском заливе, у берегов Саудовской Аравии. Чем больше времени я там проводила, тем сильнее убеждалась, что именно здесь находится еще один ключ к пониманию истинной природы так называемой «Арабской весны». Так же как в Египте и Ливии большинство иcламистских групп выступали под демократическими флагами, так и Бахрейн был ярким примером того, как религиозные и светские группы используют старинные недоброжелательные отношения в своих собственных целях. Только в Бахрейне игроки и их цели немного отличались. И руку ко всей этой истории приложил Иран.
Бывший британский протекторат Бахрейн получил независимость в 1971 году и быстро утвердился как важный деловой компаньон и партнер по обеспечению безопасности для Соединенных Штатов. Также страна стала домом для Пятого флота США. Процветающая и развитая, она была достаточно продвинута по сравнению с другими странами Персидского залива. В 2002 году форма правления стала конституционной монархией, женщины получили избирательное право, а также возможность работать в официальных учреждениях. Два года спустя в стране появилась первая министр-женщина, а в 2008 году женщина еврейской национальности Худа Нону была назначена послом в Соединенные Штаты. Она является первым послом-евреем в арабском мире.
Главное, что делает Бахрейн не похожим на своих соседей во время «Арабской весны», – это его религиозный состав. Хотя официальных или независимых данных нет, Бахрейн – это государство с шиитским большинством, которое управляется суннитской королевской семьей. Это вызывает длящиеся десятилетиями внезапно возникающие протесты против дискриминации той или иной секты. Также у Ирана давно были территориальные интересы по отношению к Бахрейну. Он официально потребовал себе аннексию над островом в 1970 году, когда, по сведениям Организации Объединенных Наций, Бахрейн захотел независимости. Но этим история не кончилась.
Некоторые лидеры шиитской оппозиции в течение многих десятилетий призывали к свержению королевской семьи. Пока Запад наблюдал, журналисты и дипломаты отметили зарождение продемократического движения в Бахрейне. Некоторые влиятельные шиитские религиозные лидеры стремились превратить достаточно прогрессивное государство в исламскую республику иранского типа. Я видела, насколько были угнетены шиитские женщины в самых консервативных частях страны: они носили чадру, не имели права на развод, даже если их мужья издеваются над ними. Трения между сектами и стремление сделать религию частью политической и повседневной жизни напомнили мне о том, что я видела в Ираке. Как я уже знала, последствия могла быть ужасными.