На каком-то этапе демократические протесты были перехвачены людьми, имеющими давние счеты с государством Бахрейн. Нельзя сказать, что не было бахрейнцев, которые хотели бы иметь больше прав, – они были. Меры подавления, которые государство использовало против протестующих, повлекли за собой тщательно задокументированные пытки – абсолютно незаконные. Но даже несмотря на то, что многие бахрейнские шииты чувствовали себя угнетенными, из этого вовсе не следовало, что они хотят жить в религиозном государстве, управляемым шиитскими священниками.
Несмотря на то что шиитская оппозиция выдвигала некоторые вполне законные требования, она могла быть и совершенно непредсказуемой. В феврале крон-принц Салман бен Хамад бен Иса аль-Халифа встретился с представителями Аль-Вефака, самой крупной шиитской политической партии, в том числе с их генеральным секретарем шейхом Али Салманом. С точки зрения Салмана, эта встреча привела к пониманию того, что крон-принц готов к тому, чтобы принимать во внимание важные требования реформ, которые высказывали демонстранты. «Во время продолжавшихся три часа обсуждений Аль-Вефак высказал свои возражения против существующей конституции, выразил недовольство некоторыми аспектами, связанными с действиями правительства, его составом и полномочиями и попросил разрешения демонстрантам оставаться на главной транспортной артерии, – сообщалось позднее. – Согласно отчету Аль-Вефака о собрании, несмотря на то что ранее было решено рассмотреть требования значительных реформ, крон-принц заявил, что он не уполномочен приходить к соглашению по данным вопросам. Он предложил демонстрантам переместиться в более спокойное место, потому что [бахрейнское правительство] озабочено их безопасностью из-за возможных нападений лиц, совершающих самосуд».
После того как за три дня погибли шестеро бахрейнских протестующих, была организована еще одна встреча, на которой Али Салман не появился. Крон-принц прождал его весь вечер. После этого правительство пришло к выводу, что оппозиция не желает законного соглашения, что еще сильнее подорвало доверие между партиями. Шансы на плодотворный диалог практически приблизились к нулю.
Я совершила короткое путешествие в Бахрейн в феврале 2011 года. Раньше я в этой стране никогда не была и не знала, чего ожидать. Я побывала на похоронах протестующих, которые были убиты во время демонстраций. Среди них был и мальчик-подросток, погибший от раны в голову. Врачи сказали родным, что его ударили канистрой со слезоточивым газом. Родные считали, что это было сделано умышленно. Вопящие и наносящие себе удары женщины на этих похоронах напомнили мне оплакивание Акилы аль-Хашими в Ираке. Но то, что кричали бахрейнские женщины, было совсем не похоже на то, что выкрикивали из толпы в 2003 году. Женщины требовали «смерти солдатам Язида и Муавии», имея в виду битву при Кербеле, когда солдаты Язида I, халифа из династии Омейядов, убили Хусейна, внука пророка Мухаммеда и сына Али, и, кроме того, уничтожили множество его родных, в том числе маленького сына Хусейна. Из-за этих убийств Хусейн стал мучеником, а брешь между суннитами и шиитами стала еще больше. Шииты считали себя верными последователями Али и вспоминали битву при Кербеле во время священного месяца Рамадан паломничествами, слезами и самобичеванием.
Я спросила скорбящих женщин, кого они имеют в виду. Они ответили: полицию и службу безопасности.
Как и правительство Бахрейна, силовые службы страны по большей части состояли из суннитов, а протестующие были в основном шиитами. Но некоторые полицейские-шииты рассказывали, что на них постоянно нападали в их собственных общинах. В качестве доказательства они даже показали мне видеоролики, где сжигают их машины. Многие бахрейнские полицейские были из Индии или Пакистана, и это вбивало еще один клин в отношения между коренными бахрейнцами и этими иммигрантами (и их потомками), которые в основном были суннитами, но часто не имели такого преимущества, как гражданство, и подвергались дискриминации как приезжие.
Позже в том же году я наткнулась на моего бывшего коллегу Энтони Шадида из «Вашингтон пост» на конференции в Катаре. У Энтони об «Арабской весне» было определенное мнение, которое он настойчиво высказывал. Его похитили в Ливии во время переворота против Каддафи. Он разделял мой интерес к Бахрейну и уговаривал меня вернуться в страну.
Но в «Нью-Йорк таймс» ситуация изменилась. В июне Билл Келлер объявил, что он покидает пост главного редактора. Билл всегда очень поддерживал те журналистские расследования, которыми я занималась, а также меня лично. За годы, проведенные в газете, он вместе с моими непосредственными редакторами очень многое сделал, чтобы мне помочь.