Мне так хорошо здесь без тебя

Поскольку на первой свадьбе – на мысе Кейп-Код – не было никаких родственников, Анна познакомилась с моими родителями непосредственно на второй. Папе она сразу понравилась, а вот мама явно чувствовала себя в ее обществе неуютно. С Анной такое нередко случается: у нее темные волосы, узкие мальчишеские бедра, из-за чего ноги кажутся еще длиннее, балетная осанка. Многие причисляют ее к высокомерным красоткам, не дав ей шанса по-настоящему раскрыться. Да, она не сразу идет на контакт, она неразговорчива. Я понимаю, отчего ее можно счесть надменной, однако на самом деле она просто застенчива. Ей легко дается поддержание светской беседы, но, столкнувшись с кем-нибудь неловким – вроде моей мамы, Анна совершенно теряется. После свадьбы я спросил ее, о чем они говорили. Она закрыла лицо руками, как маленькая девочка, и простонала: «Господи! О погоде…»

Анна была разочарована тем, как прошла их первая встреча, и не знала, как вести себя дальше. Она у меня вообще уважает традиции, поэтому очень хотела наладить прекрасные отношения со свекровью – ведь так положено хорошей невестке. Она представляла, как мы будем приезжать в дом моих родителей на выходные, и они с моей матерью будут гулять под ручку, хихикая, как девчонки, и мама будет рассказывать ей всякие компрометирующие подробности из моего детства, а она – улыбаться и говорить: «Он совсем не изменился». А потом они вернутся в дом под ручку, как королевы соседних государств, и станут перебрасываться шуточками со своими подданными, которые, как положено, сидят и греются у огня. Потом мы все вместе будем готовить обед. Возможно, даже споем хором.

Дебют с моим отцом у Анны прошел гораздо лучше. Они несколько раз общались по телефону, еще когда я учился в Род-Айлендской школе дизайна. Анна даже отправила им с мамой несколько открыток с мыса Кейп-Код со словами в духе «мечтаю поскорее с вами познакомиться» и «ваша почти-дочь, Анна». В Бретани после официального приема с гостями папа оттащил меня в сторонку и прошептал: «Господи, Ричард, она просто сногсшибательна! – И тихонько присвистнул, глядя на новобрачную, беседующую с его собственной женой на балконе. – Кстати говоря, такой и останется. Такая у них конституция. Не то что у англичан, помилуй нас Бог». Тут Анна подошла к нам. Папа стиснул ее в объятиях и, следуя французской традиции, от души расцеловал в обе щеки. Дважды.

– Я так за вас рад! – провозгласил он.

– Спасибо, я тоже, – ответила Анна слегка приглушенно.

Праздничный ужин прошел очень удачно. Разговоры велись преимущественно на английском, на котором Ален и Инес говорили с небольшим акцентом, особенно милым после щедрых возлияний. Мои родители, конечно, были совершенно очарованы домом и гостеприимными хозяевами. Этот ужин я помню гораздо лучше, чем официальную часть, которая превратилась в бесконечную череду объятий, рукопожатий и лишних бокалов белого вина. Анна была счастлива, что мы наконец собрались все вместе. Я смотрел на старшее поколение и думал: «Однажды мы будем на их месте». Когда-нибудь у нас появится ребенок, потом у ребенка будет свадьба, возможно, в этом самом доме. Я помню, какую нежность тогда почувствовал к родителям – к маме, в ее дурацкой бирюзовой кофточке, и папе, в любимом шелковом галстуке-бабочке, у которого, как мне еще ребенком было известно, сзади в самой середине пряталась маленькая дырочка.

Гости начали разъезжаться ближе к четырем утра, однако папа все еще держался на ногах и, оживленно жестикулируя, вел беседу с Аленом де Бурижо за последним стаканчиком портвейна. Я подошел к ним, чокнулся с Аленом и поблагодарил за великолепный праздник. Папа предложил прогуляться – немножко разогнать хмель перед сном.

– Вы идите, – ответил Ален, улыбаясь. – Мне надо проинспектировать границу – убедиться, что никто не упал.

Папа обнял меня за плечи, и мы направились за дом, к проходящей там грунтовой дорожке. Я, наверное, лет десять не видел его настолько пьяным. Но он был по-хорошему пьян и весел, я радовался, что он со мной и что ему нравится моя жена. Радовался, что у меня теперь такая семья, которой он может гордиться.

– Ах, Ричард! Какая ночь! Какой праздник! Я тебе вот что скажу: она замечательная! – Отец ущипнул меня за подбородок свободной рукой. – Сначала немного холодная, ну, так она же француженка! А какая умная!.. Но ты меня послушай. – Он притянул меня поближе. – Она в тебя страшно влюблена. Это прямо чувствуется. Так мило! И ты послушай. – Он сжал мне плечо. – Слушай. Не забывай про нее.

В саду горели факелы, в голове приятно гудело от выпитого, еще играла музыка, и танцевали прекрасные гости, однако от папиных слов что-то у меня внутри проснулось, как иногда просыпаешься от неприятного, тревожного сна.

– В смысле «не забывай»? – спросил я.

У нас за спиной шуршали колесами по гравию машины гостей, родители Анны кричали им вслед «merci» и «à bientôt»[17].