Мне так хорошо здесь без тебя

Я отвел волосы с ее лица и посмотрел ей в глаза. Она завоевала меня своим восторгом по поводу детской пластмассовой игрушки. Тем, с какой заботой она устроила этот пикник, превратила обычный воскресный день в событие, которое заставило меня посмотреть на свою жизнь и понять: я хочу, чтобы эта девушка стала ее частью. Навсегда.

Как так вышло, что я растерял эти чувства – такие полные, всепоглощающие – и отдалился от нее, стал воспринимать ее как должное? Вот так полюбишь женщину, полюбишь то, что делает ее уникальной, но проходит время, и она превращается из возлюбленной в надзирателя, шерифа, мать, финансового партнера, друга. И вы как-то теряете из виду то, что влекло вас друг к другу – как любовников, не как друзей. Забываете череду удивительных совпадений, которые свели вас вместе, и начинаете коллекционировать обиды, как армию игрушечных солдатиков, готовясь защищаться от того, что грядет. Но хорошее, самое прекрасное, все эти «волшебные моменты совместной жизни» – они-то и начинают меркнуть. Их-то мы и забываем.

Проснувшись с утра в родительском доме, я позвонил Жюльену в галерею и разрушил мамины надежды на совместную поездку в Гейдбридж – покупатели согласились принять картину раньше назначенного. Я ехал в Лондон.

Я уверял себя, что покупатель не она. Что нет вообще никаких шансов, что дверь мне откроет Лиза. И все равно выбрал, что надеть, с особым тщанием. Бриться не стал – ей нравилось, когда у меня щетина. Подумав об этом, я в наказание себе за мысли немедленно пошел бриться и второпях весь изрезался.

Адрес покупателя не совпадал с обратным адресом на письмах, хотя почтовый индекс был тот же. Стоя в пробках на шоссе М1, я потратил кучу времени, придумывая, как у нее мог оказаться другой адрес. Может, у нее арендованный офис, или она дала адрес подружки, или… Наконец, я заставил себя спуститься с небес на землю. Это глупо. Это не имеет значения. Покупатель. Не. Она.

Я припарковался вторым рядом перед домом номер пять по улице Уэллс-Райз и поборол желание посигналить. Посмотрелся в зеркало, подтянул носки, потом стянул обратно. Снял соринку с брючины, все еще думая: а вдруг? «Что вдруг, Ричард? Соберись уже, тряпка».

Я вылез из машины и направился к белому таунхаусу – узкому, изящному. Лиза бы такой для себя не выбрала. Ей нравились старые, замшелые дома с историей. Я нажал на кнопку звонка и постарался дышать ровно. Либо она, либо нет.

– Дэ-эйв! – позвал мужской голос. – Дэйв!

Я закрыл глаза. Сердце выскакивало из груди. Залязгали многочисленные замки, и дверь слегка приоткрылась.

– День добрый, – поприветствовал меня маленький человечек. – Вы к кому?

– Я Ричард Хэддон. Художник. «Медведя» привез. – Я кивнул на свою машину.

– Вы все-таки приехали! – воскликнул человечек, всплеснув руками. – О-о, так, давайте придумаем, куда вас переставить. Вы аварийку включили?

У него за спиной появился высокий мужчина и протянул мне руку.

– Я, кстати, Дэйв, – представился маленький человечек. – А это Дэн.

Дэн и Дэйв, Дэйв и Дэн. Если только Лиза Бишоп не является платонической стороной любовного треугольника, ее я сегодня не увижу. В течение десяти минут, пока мы снимали «Медведя» с крыши «Пежо» я уговаривал себя не воспринимать это известие как удар.

Когда мы наконец распутали все веревки и затащили треклятую махину в дом, Дэн и Дэйв предложили мне разуться и пройти в гостиную на чашечку чая.

Интерьер у них был стерильный – как с ольфакторной, так и с эстетической точек зрения. Пахло исключительно лемонграссом, а мебель – то есть вообще вся мебель – была белая. Впрочем, минималистичной обстановку я бы не назвал. Все имеющиеся поверхности занимали разнообразные предметы искусства. Конечно, термин «искусство» весьма субъективен, и, дабы не умалять достоинств собственной работы, мне следовало бы похвалить их вкус. Но не могу. Там был полнейший бардак.

Коллекционеры бывают самые разные. В последнее время появилась новая порода – коллекционеры-декораторы. Им не важно, о чем картина и кто ее написал, лишь бы размер был нужный и цвета подходили к ковру. Другая группа, «крутые», напротив, придают большое значение имени художника и величине ценника. Они думают, что дорогие предметы искусства – магнит для женщин. Хотя магнитом в их случае является скорее размер дома и его расположение в престижном районе Ноттинг-Хилл или Трайбека или где-то еще. Но если приятней думать, что вам делают минет из-за полотна Ротко, милости просим. А еще бывают «одержимцы» – коллекционеры, которые чрезмерно увлечены чем-то одним. Этническим искусством Мексики, африканской скульптурой, эстетикой стимпанка – как правило, предмет их страсти связан с определенной народностью или субкультурой.

Хозяева дома, Дэн и Дэйв, не принадлежали ни к одной из вышеозначенных групп. Их типаж самый худший – «эклектики». Они покупают все, что понравилось, не задумываясь о том, будет ли новое приобретение гармонировать с остальной коллекцией. Например, как смотрится акварель с четырьмя пасущимися овечками рядом с коллажной скульптурой в виде электрогитары с метровым членом.