Мне так хорошо здесь без тебя

На меня навалились усталость и чувство совершенной опустошенности. Моя картина, в которую я вложил столько эмоций, попала в руки к паре веганов высшего порядка, и я даже не мог позвонить Анне и вместе с ней посмеяться. Я не представлял, как сейчас выйти во внешний мир.

– Желаете ребеночка в подарок?

Я вытаращил глаза, а Дэйв приподнял свой стакан:

– Ну, кусочек чайного гриба, культуру бактерий. Вырастите дома свой собственный.

– Б-большое спасибо, – выдавил я, – мне еще ехать на пароме. Боюсь, э-э, пролить.

Они забормотали, что путешествие по воде для гриба очень нехорошо. Потом мы обнялись, и я вернулся к своим ботинкам. Но прежде, чем надеть, в последний раз посмотрел на «Медведя».

– Извините нас, – сказал Дэн, поймав мой взгляд. – Вы, наверное, хотите попрощаться.

Как ни странно, он был прав. «Медведь» только что был моим, но сейчас я уйду и больше никогда его не увижу. Меня охватила глубокая печаль.

Я прошел через гостиную к сентиментальному сгустку света, цвета и тени, заключающему в себе эмоции, которые я не умел вернуть. Некоторое время я смотрел на картину, надеясь увидеть в ней ответ. Однако получил лишь гнетущее разочарование от его отсутствия.

Я повернулся к хозяевам:

– Спасибо, что приняли меня. Надеюсь, картина будет вас неизменно радовать.

И я зашнуровал ботинки, влез в куртку и вышел в мир, который не удерживал никакой змеебог, и все, в чем я пытался найти опору, разваливалось на ходу.

Глава 10

Родителей дома не было. Горячая кастрюля желтого карри распространяла амбре на весь дом. Я посмотрел на экран мобильника. Ничего. В смысле ничего, что я хотел бы увидеть. Жюльен прислал сообщение: спрашивал, как прошла доставка. Я не был готов ответить вот так сразу.

«Медведя» я лишился. Всего остального, наверное, тоже. Я сидел с пустыми руками в сотнях миль от своей семьи, находящейся под угрозой исчезновения, и должен был приложить все усилия, чтобы не утонуть в трясине безысходности. Если я не вернусь домой – если Анна меня не пустит, – много ли она потеряет? Ну да, некоторые неудобства, конечно, возникнут – придется искать няню и решать прочие логистические вопросы такого плана. Она не утратит чувства родного плеча, потому что я давно перестал выполнять эту функцию. Я сто лет не пытался ее рассмешить.

А уж о сексе и говорить нечего. Раньше в постели у нас все было хорошо, даже после рождения Камиллы. Потом у меня вдруг включились тормоза. Своим отношением я заставлял Анну стыдиться своих желаний, и, как следствие, она стала их подавлять. Я начал видеть в наших действиях что-то неправильное: час назад эти губы просили меня достать из морозилки куриные бедра к ужину, а теперь смыкаются на моем члене.

Я не раз превращал самые горячие начинания черт знает во что. Один раз во время короткой поездки вдвоем в Чинкве-Терре мы поругались на заправке у автомагистрали: Анна обнаружила, что, пока она спала, я выкинул ее диск Андреа Ботичелли в окошко. Ссора перешла в обмен остротами, а потом в нечто гораздо более интересное. Я помню, как она взяла мое лицо в ладони, как я нащупывал крепление ремня безопасности, чтобы убрать его с дороги, жар ее ладоней у меня в штанах, жар дыхания на моей шее, помню, как она перебросила ногу через мои колени, намереваясь оседлать меня. И помню выражение ее лица, когда я поймал ее за запястье, поцеловал ее пальцы и спросил, не взять ли ей кофейку.

Анна была готова заняться со мной любовью на итальянской парковке, но я за нее решил, что она не может этого хотеть, и пошел в мини-маркет с еще не прошедшей эрекцией и мрачными мыслями: мол, как жаль, что у жены нет тяги к сексуальным приключениям.

Наверное, это был не единственный случай. Я предполагал, что знаю ее желания – вернее, их отсутствие, – и раз за разом спонтанности предпочитал инертность, а в своих разочарованиях винил жену. Я решал за нее, я перекладывал ответственность до тех пор, пока сам себя не завел в объятия другой женщины.

Вдыхая вонючие пары маминого карри, я сидел и горевал о животной страсти, которую мы с Анной когда-то испытывали друг к другу. Господи, мы целовались… И даже с языком. Я правда не могу вспомнить, когда в последний раз взасос целовался с моей прекрасной, с моей потерянной женой.

Родители вернулись к шести и, краснея, принялись извиняться – они ездили в Гейдбридж без меня.

– Мама очень обрадовалась, что дождя нет, – пояснил отец. – Ну, как прошло вручение картины?

– Это был полный бред, – ответил я, поднимаясь с дивана. – Они чокнутые. Континуисты какие-то. Замыкают круги. Им важно лично встретить создателей всех вещей в своем доме.

– Надо же, как мило. – Мама поцеловала меня в щеку, скрылась в кухне и крикнула оттуда: – Ты не мешал карри?

– Нет.

– Ну и ладно. Его и не надо мешать.

Я покачал головой. Папа сел в кресло напротив меня.

– У тебя все нормально? – спросил он.

– Не знаю.

Он посерьезнел:

– Пойдем в паб?

– В «Зеленые акры», что ли? Господи… Жуткое место.

– Жуткое. Зато рядом.

– Я устал. Пробки на дороге, покупатели эти просто невыносимые…