Читаем Мне уже не больно (СИ) полностью

Николай, смурной колючий подросток, упрямо глядит на меня исподлобья, ковыряя ногтем подлокотник инвалидной коляски.

— Вам-то легко говорить, — буркает он недовольно. — С рабочими ногами.

Я хмыкаю.

— Такое ощущение, будто ты не хочешь поправиться, — замечаю мягко.

В окно моего кабинета щедро льется солнечный свет, лаская теплом прикорнувшую на подоконнике Аль Капоне, лениво поводящую во сне темным хвостом из стороны в сторону. Слышится приглушенный стеклом щебет птиц в саду и отдаленный гул газонокосилки.

Апрель.

Природа потихоньку отряхивается от душащего морока зимних холодов, оживает и полнится запахами прелого чернозема и молодой листвы.

— Хочу, — упрямо повторяет Коля. — Но ведь…

— Но ведь что? — переспрашиваю невозмутимо. — Страшно? Или с трудом верится в то, что не все так безнадежно, как расписывают врачи в частных клиниках, мечтающие содрать с твоих родителей кучу денег и потому стремящихся продлить лечение?

Коля насуплено что-то ворчит себе под нос.

— А вы, стало быть, врать мне ради денег не собираетесь? — спрашивает он едко.

— Чтобы покалечить тебе молодые годы? Отнюдь, — я откладываю карту на край стола и закидываю ногу на ногу. — Деньги нужны всем. Но некоторым дороже врачебная клятва и здоровье клиента. Чтобы не мучить тебя догадками понапрасну, сразу скажу, что я сам таким был.

Коля удивленно вздергивает брови:

— Инвалидом?

— Да, колясочником, — сейчас, спустя восемь лет, как я смог сделать первый маленький шажок, и спустя шесть — как встал самостоятельно на ноги, мне кажется это далекой чуждой реальностью или плохим сном. — С такой же ситуацией, как у тебя. С теми же осложнениями. Я проклинал весь свет, мне не хотелось жить, будучи прикованным к коляске. Я никому не верил и думал, что ходить на своих двоих — занимательная байка для оптимистов.

— И что же поменяло ваше мнение? — Коля начинает живо интересоваться вопросом, и я украдкой усмехаюсь.

— Поддержка близких людей и то, что я очень хотел играть в баскетбол.

— Баскетбол? — удивляется Коля.

— Да. До того, как стать врачом, я мечтал быть профессиональным игроком, — рассказываю охотно. — Сейчас уже рад, что не пошел в большой спорт, тяжкая и нервная это работа… Но для себя всегда играю с удовольствием. У тебя в личном деле указано, что ты — пловец. Даже занимал хорошие места?

— Угу, — глаза Коли загораются.

Юношеский пылкий энтузиазм — это самый мощный стимул в любом начинании. Я знаю это по собственному опыту.

— Что же, — я снова открываю блокнот. — Думаю, в курс терапии отлично подойдут занятия в бассейне.

— Правда? — жадно переспрашивает Коля, забывая про недоверчивость и маску угрюмости.

— Конечно. Сейчас составим расписание и согласуем с родителями, идет?

*

Когда прием заканчивается, и родители Коли, горячо меня благодаря, уводят сына к машине, хлопает дверь, выходящая в сад. В гостиной появляется Алик, стягивает рабочие запачканные землей перчатки, бросая их в корзину, и вытирает пот со лба тыльной стороной ладони.

— Уже закончил? — удивляется, застав меня развалившимся на диване перед телевизором. Я убираю звук регионального баскетбольного матча, который третий раз подряд крутят по кабельному.

— Мальчик оказался на редкость понятливым, — говорю, улыбаясь.

Алик подходит и наклоняется, чтобы меня поцеловать.

Поцелуй выходит коротким и смазанным.

— Фу! — морщусь, с трудом отстраняя его от себя за лямку джинсового рабочего комбинезона. — Ты весь потный и грязный. Что ты там делал так долго? Все деревья выкопал и пересадил что ли?

— Какие мы привередливые, — закатывает глаза Алик.

— Ничего не знаю. Пока не сходишь в душ, даже не приближайся ко мне.

Алик тихо хрипло посмеивается.

— Присоединишься? — спрашивает вкрадчиво.

Я с готовностью поднимаюсь с дивана, и усталость после трех приемов мгновенно испаряется перед перспективой совместного душа.

— Спрашиваешь еще.

Он тянет меня за руку ближе к себе, жадно прижимаясь своими губами к моим, и на этот раз я не сопротивляюсь. Так, целуясь, мы и доплетаемся до ванной, в ленивой неспешности раздеваемся, и я вздыхаю, поглаживая Алика по низу живота, где широкой полосой отметился грязный земляной след.

— А здесь-то ты как умудрился испачкаться?

— Катался по земле голышом, — смеется он, настойчиво направляя мою ладонь ниже. Я беру в руку его яички и легонько массирую, тру подушечкой большого пальца за мошонкой. Алик чуть не мурчит от удовольствия, подступая ближе и расслабленно утыкаясь лбом мне в плечо.

— Давай-ка в душ, — говорю, сглатывая слюну.

Возбуждение накрывает и меня самого, заставляя член напрячься, но я понимаю, что если так дело пойдет и дальше, мы никогда не вымоем Алика.

Он скучливо вздыхает, но покорно открывает дверцу просторной душевой кабинки и делает приглашающий жест рукой.

— Я вот думаю, это издержки профессии? — уточняет он со смешливыми нотками в тоне, заходя следом и включая теплую воду. Мы становимся под струи воды и вновь обнимаемся, оглаживая друг друга ладонями и как бы невзначай больше внимания уделяя тому, что ниже. — Ну, интим только на чистое тело.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги