Мне в сердце смотрит вечная звезда...

Ранняя нынче
осень в Крыму,
смутное море,
горы в дыму,
пухлые тучи,
дождем налиты́,
переползают
через хребты.

Рыжий лишайник,
седая полынь,
ветки ломает
жгучий норд-ост,
только в ущельях –
тишь да теплынь,
свищет по-летнему
глупенький дрозд.

Впрочем, кто знает,–
глуп или нет,
кто разберет,
что у птиц на уме?
Может, и нам
не считать бы примет,
жить и не думать
о близкой зиме...

Ранняя нынче
осень в Крыму,
зябкое море,
дали в дыму...
Как мне живется
светло и легко,
а почему,
сама не пойму.

II

Норд-ост осенний с гор летел
и щеки жег румянцем.
Шиповник рыжий шелестел,
алея твердым глянцем.

И было гнездышко в кусте,
в колючей чаще ржавой.
Пять красных ягод
                            в том гнезде,
в сухой листве лежало...
Могли не верить лишь глупцы,
что совершится чудо,
что красноперые птенцы
проклюнутся оттуда.

Но мы с тобой не стали ждать
с надеждой и тревогой,
взглянули только
                             и опять
пошли своей дорогой.

Все представляю, как потом
снега на горы лягут,
как занесут в гнезде сухом
пять бездыханных ягод.

III

За валом вал
идет на берег,
бурля зеленым кипятком,
                              и каждый
в смерть свою не верит,
                              и каждый
падает ничком.

И, растекаясь пеной млечной,
сбегает медленно
                           с камней,
чтоб снова слиться
с глубью вечной
и обрести бессмертье
                                   в ней.

Не сули мне...

Не сули мне
золотые горы,
годы жизни доброй
                                  не сули.
Я тебя покину очень скоро
по закону матери-земли.

Мне остались считанные весны,
так уж дай на выбор,
                                    что хочу:
елки сизокрылые, да сосны,
да березку – белую свечу.

Подари веселую дворняжку,
хриплых деревенских петухов,
мокрый ландыш,
                   пыльную ромашку,
смутное движение стихов.

День дождливый,
                   темень ночи долгой,
всплески, всхлипы, шорохи
                               во тьме...
И сырых поленьев запах волглый
тоже, тоже дай на память мне.

Не кори, что пожелала мало,
не суди, что сердцем я робка.
Так уж получилось, –
                                  опоздала...
Дай мне руку!
Где твоя рука?

Я прощаюсь с тобою...

Я прощаюсь с тобою
у последней черты.
С настоящей любовью,
может, встретишься ты.

Пусть иная, родная,
та, с которою – рай,
все равно заклинаю:
вспоминай! вспоминай!

Вспоминай меня, если
хрустнет утренний лед,
если вдруг в поднебесье
прогремит самолет,
если вихрь закурчавит
душных туч пелену,
если пес заскучает,
заскулит на луну,
если рыжие стаи
закружит листопад,
если за полночь ставни
застучат невпопад,
если утром белесым
закричат петухи,
вспоминай мои слезы,
губы, руки, стихи...

Позабыть не старайся,
прочь из сердца гоня,
не старайся,
                    не майся –
слишком много меня!

Из книги «Сто часов счастья» (1965)

Сто часов счастья...