Стоит туман и не движется, плотной стоит стеной... Трудно сегодня дышится, плохо тебе, родной!Тягостно человеку без воздуха и лучей... Я побегу в аптеку, я соберу врачей.Туман – ничего не видно, в лесу туман и в степи... Мы тебя не дадим в обиду, помоги нам, перетерпи!Думай о том, что все же вёдру придет черед, что на заре погожей последний лед уплывет. Ведь все на земле осталось – осталась рыба в реке, птица в лесу осталась, осталась сила в руке, осталось море большое, осталось небо большое, на небе звезд не счесть... Худо ли, хорошо ли – я у тебя есть.Ветер задует вешний, вольно задышит грудь... Непогодь не навечно, перетерпи чуть-чуть! Опять утрами – лучезарный иней...
Опять утрами – лучезарный иней на грядках, на перилах, на траве. Оцепененье. Воздух дымно-синий. Ни ласточки, ни тучки в синеве.Сияющая обнаженность рощи, лиловых листьев плотные пласты. Наверно, нет пронзительнее, проще и одухотворенней красоты.Все чаще думается мне с тоскою, что впереди не так уж много дней. Я прежде не любила Подмосковья. Кого винить мне в бедности моей?А это все существовало. Было. Лес. Первый иней. Талая вода. Шел дождь. Шиповник цвел. Метель трубила. ...Я и тебя когда-то не любила. Где я была? Кто я была тогда? Помнишь, как залетела в окно...
Помнишь, как залетела в окно синица, какого наделала переполоху? Не сердись на свою залетную птицу, сама понимаю, что это плохо.Только напрасно меня ты гонишь, словами недобрыми ранишь часто: я недолго буду с тобой,– всего лишь до своего последнего часа.Потом ты плотнее притворишь двери, рамы заклеишь бумагой белой... Когда-нибудь вспомнишь, себе не веря: неужели летала, мешала, пела? Не боюсь, что ты меня оставишь...
Не боюсь, что ты меня оставишь для какой-то женщины другой, а боюсь я, что однажды станешь ты таким же, как любой другой.И пойму я, что одна в пустыне,– в городе, огнями залитом, и пойму, что нет тебя отныне ни на этом свете, ни на том.
Ты не горюй обо мне, не тужи...
Ты не горюй обо мне, не тужи,– тебе, а не мне доживать во лжи, мне-то никто не прикажет «молчи!». Улыбайся, когда хоть криком кричи.Не надо мне до скончанья лет думать – да, говорить – нет. Я-то живу, ничего не тая, как на ладони вся боль моя, как на ладони вся жизнь моя, какая ни есть, вот она – я!Мне тяжело, тебе тяжелей... Ты не меня,– ты себя жалей.
РАСКАЯНИЕ