— Видите ли, у Дрозда дома мы нашли записную книжку, где он скрупулезно записывал все свои расходы. И там было несколько записей: «Баб. — молч.».
— Ну и ну… — растерянно произнес Бабушкин.
— И еще есть запись… — сказал следователь. — «Гр. — «крыша». Наверное это какой-то авторитет из братков. Громила, Грузчик… Какие там еще бывают клички… Вы, случайно, не знаете, кто это может быть?
— Понятия не имею… — сказал профессор, досадливо морщась.
— Хорошо, — продолжал следователь, — а ваш Дрозд не занимался трансплантацией органов?
— Ну, во-первых, Дрозд давно уже не мой… — взяв себя в руки, заявил профессор Бабушкин. — А во-вторых, о том, чтобы Дрозд занимался трансплантацией, я ничего не слышал. Это особый раздел медицины. А Дрозд — биолог, генетик…
— Так сколько же он вам платил за ваше молчание? — спросил следователь.
— То, что Дрозд давал мне деньги, не отрицаю, но конкретно о его деятельности я ничего не знаю, — сказал профессор Бабушкин.
— А что вы скажете о деятельности Ли Амаду? Он может быть каким-то образом быть связан с трансплантацией? — продолжил допрос следователь.
— Нет, не думаю, — покачал головой профессор. — Ли Амаду, по-моему, настолько занят генетическими вопросами, что у него просто физически нет времени на что-то другое.
— А кто такой может быть Ск.? В книжке написано «Ск. — трансплант.», — спросил следователь.
— Ск… Ск… — пробормотал профессор, как бы вспоминая. — Нет, это тоже для меня загадка.
— У вас в институте, может быть, есть кто-то с такой фамилией?
— Сразу не припомню… — пожал плечами профессор.
— Ну что ж, если что-то вспомните, позвоните, — сказал следователь, оставляя свою визитку. — Ну и насчет денег, которые вам давал Дрозд, придется все подробно изложить. Можете в письменной форме.
— Хорошо, — кивнул профессор Бабушкин, и, проводив следователя, первым делом набрал телефон Громушкина.
Тот поспешил с вопросом:
— Ну что, Дрозд отозвался?
— Отозвался, да еще как! На пятнадцать с конфискацией тянет, — пробурчал профессор Бабушкин.
— В смысле? — опешил полковник Громушкин.
— Да он оставил свою записную книжку, а там черным, а может, синим по белому: «Гр. — крыша». Не знаешь, кто такой Гр.? У меня спрашивали. Я сказал, что подумаю.
— Так какого хрена ты мне звонишь?! Откуда я знаю, кто такой твой Гр.! — крикнул вдруг Громушкин и отключился.
Бабушкин сочувствующе покачал головой:
— Это он так прослушки боится… Ну, ну…
А потом, взглянув на себя в зеркало и оценив свой вид в спортивном костюме, как вполне удовлетворительный, взял ключи и спустившись этажом ниже, позвонил в квартиру коллеги, тоже преподавателя мединститута профессора Скроцкого, как и Бабушкин, в годах, седого, но стройного и подтянутого. Скроцкий минимум два раза в неделю ходил в бассейн.
Тот встретил Бабушкина в наспех накинутом халате и вместо того, чтобы пригласить в дом, недовольно пожал плечами:
— Чего тебе вдруг приспичило? Я не один, извини.
— Хорошо, давай поговорим здесь, на лестничной клетке, — пожал плечами Бабушкин.
— Господи. Ну что такое… — раздраженно покачал головой Скроцкий.
После развода его увлечение молоденькими студентками как бы легализировалось. И Бабушкину было понятно, что он выдернул Скроцкого прямо из постели, да еще от молодой горячей девчонки.
— Пупсик, ты скоро?! — как бы в подтверждение догадки Бабушкина раздался из глубины квартиры ангельский голосок.
Скроцкий напрягся, покраснел и крикнул в ответ:
— Сейчас, я уже иду!
— А кто там? — не унималась девчушка.
— Сосед, — ответил Скроцкий.
— А что ему надо? — продолжала доставать его девушка.
— Шоколада, — сказал Скроцкий и, положив в карман ключи, захлопнул двери.
Они спустились чуть ниже, к окну, и Скроцкий раздраженно спросил:
— Ну что еще такое случилось?
— Знаешь такого Дмитрия Дрозда? — спросил Бабушкин.
— Ну, знаю, а что? — опять напрягся Скроцкий.
— Да его милиция разыскивает.
— А я тут при чем?
— А у него записную книжку нашли, а в ней черным, а может синим, по белому: «Ск. — трансплантация».
— А при чем здесь я? — спросил Скроцкий, с трудом пряча волнение.
— Да я думаю, ты знаешь при чем. А это лет двадцать с конфискацией. Я-то молчу. Но следователь дотошный. Может докопаться, — сказал Бабушкин, пожимая плечами.
— Сколько я тебе должен? — напрямую спросил Скроцкий.
— Две штуки меня устроят, — сказал Бабушкин.
— Ну ты, коллега, даешь…
— Да ладно тебе прибедняться, — сказал Бабушкин, — у всех же на слуху, сколько ты берешь за поступление…
— Ладно, вечером встретимся, — сказал Скроцкий, — а теперь извини, меня ждут.
— Мне вечером зайти? — спросил Бабушкин.
— Нет, я сам к тебе поднимусь, — ответил Скроцкий.
— Ну, как знаешь, счастливо отдохнуть! — пожелал Бабушкин и пошел к себе наверх.
Следователь, который, выйдя из квартиры Бабушкина, решил переждать дождь и, открыв окошко, курил на площадке всего двумя этажами ниже, слышал весь разговор. И не мог поверить своей удаче. Теперь считай вся картина преступления — жестокого убийства семьи Пыжиковых — была на виду. Не хватало только пары деталей. Было неизвестно, например, кто стал непосредственным исполнителем замысла Скроцкого и Дрозда.