Мне жаль тебя, или Океан остывших желаний

— Может быть, стоит подключить частный капитал? — предложил Ли Амаду, и Бабушкин понял, что парень тщательно готовился к разговору.

— Пожалуй. Важно дать толчок развитию таких исследований…

— Если Россия мне не поможет, я буду просить помощи у американцев, — вдруг сказал Ли Амаду и, собрав бумаги, встал из-за стола.

Тут, как бы случайно, в кабинет к Бабушкину заглянул Дмитрий Дрозд, и по тому, как они с Ли Амаду переглянулись, Бабушкин понял, что ребята договорились о совместных действиях.

И правда, в тот вечер Дрозд битый час, уже без Ли Амаду, твердил, что нельзя, никак нельзя допустить, чтобы результаты таких уникальных исследований, которые проводят Бабушкин, Дрозд и Ли Амаду, достались американцам.

И тогда Бабушкин сделал все возможное. Он посетил нескольких влиятельных лиц, пригласил, кого нужно, в свой загородный научно-исследовательский центр. И на каком-то этапе неожиданно нашлись как государственные, так и общественные организации, готовые финансировать эти, проходившие под эгидой Международного Чернобыльского фонда исследования. И Ли Амаду, который все еще считался московским аспирантом, аккуратно получал нужные для своих научных экспериментов деньги.

Он, в свою очередь, приезжая в Москву, делился с профессором свежими итогами своей работы. Но потом резко и вдруг средства выделяться перестали. И профессор Бабушкин ничем уже не мог помочь Ли Амаду. Да и расположенный под Москвой научно-исследовательский центр пришлось закрыть. А вместе с ним и интернат с изрядно выросшими уже детьми. Бабушкин поручил Дрозду договориться с руководством нескольких детских домов о передаче им контингента необычных, что там ни говори, воспитанников.

— Да не переживайте, все сделано в лучшем виде, — доложил ему через некоторое время Дрозд. — Я нашел место, где они смогут жить вместе, и не только будут объектами исследований, но и сами серьезно займутся наукой.

— Хорошо. Закругляйся с этим и пиши отчет.

Отчет Дрозд написал и представил, но Бабушкин настолько занят был материалами ревизорской проверки подведомственного ему учреждения, что сунул его не читая в ящик стола.

А Ли Амаду, когда поток денег из России пресекся, принялся искать спонсоров на Западе и в Китае. Об этом профессор Бабушкин узнал от своего давнего друга, полковника ГРУ Громушкина. Тот, хотя они чаще встречались в неформальной обстановке на даче, вдруг заявился к нему на кафедру и официально спросил:

— Что ж это у тебя делается, профессор?

— В смысле, что делается… — не понял профессор Бабушкин.

— А то, что твой аспирант с потрохами продался американцам…

— Кто продался американцам? — побледнел Бабушкин, мысленно перебирая имена аспирантов.

— Кто-кто, дед Пихто… — усмехнулся Громушкин. — Некто Ли Амаду всем охотно рассказывает, что он ученик выдающегося профессора Бабушкина. Но поскольку в России теперь нет средств на науку, работает под эгидой американцев.

— Но я-то тут при чем? — спокойно спросил профессор. — Ли ведь гражданин другой страны.

— Так уж и ни при чем?.. Ведь наша страна платила тебе деньги за обучение иностранного студента. А потом аспиранта. Не так ли?

— И что, я теперь обязан вернуть эти деньги государству? — пожал плечами профессор Бабушкин.

— Да нет, лучше бы вернуть России приоритет в той сфере исследований, которые ведет твой ученик. Теперь в правительстве есть новые люди. Они готовы сотрудничать, — сказал полковник Громушкин.

— А если Ли Амаду откажется? — предположил профессор Бабушкин. — Ведь, насколько я знаю, сегодня и китайцы очень активно занимаются подобными исследованиями. И, судя по успехам, которых они добились и в искусстве, и в спорте, и в науке, они уже научились на генном уровне акцентировать развитие определенных признаков. Для будущих спортсменов — физическую силу, для будущих музыкантов — абсолютный слух, для будущих ученых — умение быстро собирать и анализировать факты. Одним словом, проводить своеобразную селекцию…

Громушкин выслушал и только пожал плечами:

— Я пока что занят более серьезными вещами. Но, если Ли Амаду откажется с нами сотрудничать, тебе не мешало бы публично осудить своего бывшего аспиранта.

— Мне можно подумать? — попросил профессор Бабушкин.

— Думай… — процедил полковник Громушкин. — Но заодно подумай и о том, как случилось, что другой твой бывший аспирант, некто Дмитрий Михайлович Дрозд, занимается тем, что вывозит за границу не что-нибудь, а живой товар.

— Как за границу? — удивился профессор Бабушкин и почему-то вспомнил о лежавшем в ящике стола отчете.

— И тут ты не в курсе… — сказал Громушкин и, пожав плечами, добавил: — Хотя для тебя выгоднее находиться в неведении. С Дроздом мы разберемся, а ты на будущее будь бдительнее. Молодежь, она теперь знаешь какая? Она по трупам готова идти, лишь бы своего добиться…

— Да, — вздохнул в ответ профессор Бабушкин. — Вот чем наши с тобой профессии схожи, так это тем, что, если хочешь чего-то добиться, приходится идти по трупам — в прямом смысле. У нас трупы в анатомичке, а у вас — в милицейских сводках. Чем больше трупов, тем более классный специалист.