И когда она наконец выбралась из зарослей и оказалась в пустынной саванне, вместо страха испытала облегчение. Глотнув воды, она пошла к обозначенному лунным светом похожему на баобаб высохшему дереву. А, присев у его ствола, бессильно повалилась на бок и уснула.
И опять увидела сон, который, казалось, преследовал ее всю сознательную жизнь. Она обнаженная стояла перед огромным, во всю стену зеркалом. Там, в Зазеркалье, ее черты лица, пухлые губы, курчавые белые волосы, большие голубые глаза, руки, ноги, живот, — все было будто бы знакомое и в то же время какое-то чужое. Она присматривалась и замечала, что у нее на груди, как у всех нормальных людей, не четыре, а два соска. И во сне ей делалось вдруг легко и просто. Она готова была безмятежно улыбнуться и закружиться от радости. Но для верности она касалась рукой своего тела и с ужасом понимала, что зеркало врет, что в реальности все осталось, как и прежде. Там, в Зазеркалье, скептически усмехнувшись, появилась и исчезла совсем другая девушка.
Но в этот раз на плече она вдруг ощутила реальное прикосновение, нежное и настойчивое. Еще не открыв глаз, она вздрогнула.
— Мадлен, это ты?
Склонившись над ней, сидела Татьяна.
— Ты? — выдохнула Мадлен и только теперь осознала, что они обе говорят по-русски. — Ты что, вспомнила русский?
— Как видишь, — вздохнула Татьяна.
— А почему ты здесь? — спросила Мадлен, рассматривая, что даже в утреннем сумраке было видно, изрядно посмуглевшую на африканском солнце Татьяну, на которой кроме набедренной повязки, нескольких ниток бус да ярких перьев в волосах ничего не было. — Ты же вроде осталась в племени…
— Я сбежала, — понизив голос, прошептала Татьяна. — Я сбежала с сыном вождя.
— Ты? С сыном вождя? — не поверила Мадлен, приподнимаясь и осматриваясь.
Уже начинало светать, и саванна была окутана нежной розоватой дымкой.
— Так, а где же твой… — начала Мадлен.
— Джибу? — подсказала Татьяна. — Джибу пошел охотиться. Мы сейчас будем готовить завтрак. Поедим и пойдем к океану. А потом вместе поплывем или полетим в Киев или в Москву…
— Подожди, ты что, собираешься возвращаться домой с этим Джибу? — спросила Мадлен.
— Ну да, — покраснев, кивнула Татьяна. — Мы с ним поженимся.
— С кем?
— С Джибу, — ответила Татьяна. — Ты не представляешь, какой он… Он такой ласковый, нежный… Он мне чем-то моего Приходьку напоминает. Такой же наивный и доверчивый, каким тот был, когда мы только познакомились. Я была у Джибу первой женщиной. И буду первой, а если доберемся до Москвы, то единственной женой.
— Ну, ты даешь! — покачала головой Мадлен.
— А ты почему здесь? — с тревогой спросила Татьяна.
— Сбежала! — сказала Мадлен решительно.
— От кого? — не поняла Татьяна.
— Да было от кого, — махнула рукой Мадлен, — представляешь, мы в какое-то племя попали, где шаманка всех убедила, что меня нужно в жертву принести какому-то их духу предков. И только тогда им всем счастье будет. Они даже костер разложили.
— Ужас! — искренне испугалась Татьяна.
— Ну, а этот доктор Ли попил чего-то и напрочь отключился. Наверно, эта чертова шаманка хотела всех нас усыпить, чтобы меня легче жарить на костре было…
— Бедная Мадлен… — вздохнула Татьяна и, вспомнив, спросила: — А где же этот американец, Джон, и Лиза где? Что, они тебе помочь не могли?
— Да они, по-моему, влюбились друг в друга. Ничего вокруг не замечали. А потом вообще сбежали на машине, — пробормотала Мадлен.
— Ну и дела… — покачала головой Татьяна и спросила: — Так что ты собираешься делать?
— Нужно идти, выбираться куда-то… — вздохнула Мадлен.
— Вместе пойдем, — сказала Татьяна. — Этот мой Джибу дорогу знает. А доберемся до города, обратимся в полицию, потом в посольство. В общем, все будет тип-топ. Главное, что мы от этих аборигенов вырвались.
— Ну, ты же с собой одного тащишь, — напомнила Мадлен.
— Ну, это не то, это совсем другое, — покачала головой Татьяна. — Джибу мой друг.
— Это, значит, теперь так называется… — покачала головой Мадлен.
— Слушай, будешь надо мной насмешки строить или, не дай бог, приставать к Джибу, мы тебя с собой не возьмем, — сказала Татьяна, строго сдвигая брови.
— Все, все, — замахала руками Мадлен. — Молчу. Молчу…
И тут, как из-под земли, неслышно вынырнул невысокий, ниже Татьяны на голову и совсем юный туземец в яркой набедренной повязке и пестрой, как показалось Мадлен знакомой, шапочке на голове. На шее у молодого человека висели разноцветные бусы, а в руках он держал довольно увесистый мешок.
Татьяна от неожиданности вскрикнула. Но тут же подошла к парню и страстно поцеловала в губы.
— Вот, познакомься, — сказала она, покраснев, Мадлен. — Это и есть мой Джибу.
Потом она что-то проворковала на его языке. Но поскольку последним словом было имя Мадлен, та догадалась, что Татьяна ее представила.
Джибу тут же поклонился и что-то сказал.
Татьяна перевела:
— Он говорит, что ему очень приятно. И что он еще у баобаба заметил, какая ты красивая. И когда ты ушла, все мужчины племени очень горевали…