Хороша цивилизация с ее цветом — политикой и дипломатией! Род человеческий идет, говорят, к совершенству! Есть блистательный плод, другой, третий на этом дереве; а прочее-то что? Повапленный гроб.
Русское просвещение обязано бытием своим правительству, — вот один из отличительных признаков нашей истории.
Это одна из самых жалких странностей нашего общественного образования, что истины, давно известные в других странах и даже у народов, во многих отношениях менее нас образованных, у нас только что открываются… Эта дивная связь человеческих идей с течением веков, эта история человеческого разумения, доведшая его в других странах мира до настоящего положения, не имеют на нас никакого влияния. То, что у других народов давно вошло в жизнь, для нас до сих пор есть только умствование, теория.
Западное просвещение привито нам, но пока остается в нас каким-то межеумком, чем-то совершенно чуждым и внешним всему нашему остальному существованию, каким-то тепличным растением, оторванным от своего корня и родимой почвы и потому лишенным всех своих живых соков и, по-видимому, не обещающим никакого живого плода.
Наше просвещение находится на степени (уровне) наших предков, которым насильно надобно было брить бороды: всякое действие на просвещение может только и единственно сходить сверху от правительства… Отнимите это солнце, и завянут парниковые цветы нашей словесности. Нигде на всем пространстве империи нет самопроизвольного стремления к просвещению.
Со своей цивилизацией мы бедны как Иов.
Если образование в том состоит, чтобы выдумывать получше маску и выучиться носить ее, то Господь с ним — оно для нас не годится.
В наше время невежество образованной толпы дошло уже до того, что все настоящие великие мыслители, поэты, прозаики как древности, так и XIX века считаются отсталыми, не удовлетворяющими уже высоким, утонченным требованиям новых людей: на все это смотрят или с презрением, или со снисходительной улыбкой. Последним словом философии в наше время признается безнравственная, грубая, напыщенная, бессвязная болтовня Ницше; бессмысленный искусственный набор слов, соединенный размером и рифмой разных декадентских стихотворений, считается поэзией высшего разбора; на всех театрах даются пьесы, смысл которых никому, не исключая и автора, неизвестен, и в миллионах экземпляров печатаются и распространяются под видом художественных произведений романы, не имеющие в себе ни содержания, ни художественности.
Быть просветителем — это любимая задача русского человека, в особенности когда он никуда не годен, и склонен, однако, к мошенничеству. Были ташкентцы, теперь, пожалуй, явятся артурцы!
ВОСПИТАНИЕ
Для распространения познаний недостаточно одного только бесплатежного воспитания, нужно, чтобы воспитанник имел и время учиться и средства существовать во время учения.
В России домашнее воспитание есть самое недостаточное, самое безнравственное… Воспитание в частных пансионах немного лучше.
У нас господствует в обществе предубеждение о необходимости учить детей вдруг многим иностранным языкам. Слепцы родители думают, выуча дитя рано лепетать на пяти языках, что они приносят ему великую пользу. Нет, страшный вред приносят они своим детям, и чем больше слов приобретает память, тем меньше понятий способен развивать ум. Пустота, бездельность нашего высшего сословия, в котором не знаешь кого и указать — так оно выродилось — происходит весьма много от их учения в детстве многим иностранным языкам.
Вся беспорядочность происходит от неведения земли своей. К несчастию, незнание родины кладется в основу нашего воспитания.
Уже давно оставлен варварский обычай выдавать дочерей замуж поневоле, а невольный и преждевременный брак сыновей с их будущим поприщем допущен и привилегирован; заказное их венчание с наукой празднуется и прославляется как венчание дожа с морем.
Нигде так сильно не выказывалось и не выказывается до наших дней порождаемое воспитанием полнейшее отречение от национальности, как в деле отступничества. Англичанин или немец, совращенный в папизм, все-таки останется англичанином или немцем. Не так с русскими. Как скоро он отрекается от веры отцов, — о которой, сказано будь мимоходом, он имеет самое смутное понятие, — разом прерывается последняя нить, соединявшая его с родиною, и он вполне и всецело делается иностранцем.