О, как ничтожны все эти двуногие тараканы, лишенные, как домашние птицы, больших крыльев, мощного духа, и, как все ограниченные люди, как они влюблены в себя и уверены в своем студенческом назначении, уверены потому, что не могут прозреть правды о себе, о своей жизни. О толпа, — узкая духом, непостоянная, как дым, освистывающая тех, кто выше ее, и сильная только крепкими лбами, ты можешь вызывать к себе только презрение! Ты кричишь громко и шумно только потому, чтобы обмануть себя в том, как ты ничтожна!
РАДИКАЛЫ
Снимая все до последнего клочка, наши enfants terribles[52]
гордо являлись как мать родила, а родила-то она их плохо, вовсе не простыми дебелыми парнями, и наследниками дурной и нездоровой жизни низших петербургских слоев. Вместо атлетических мышц и иной наготы обнаружились печальные следы наследственного худосочия, следы застарелых язв и разного рода колодок и ошейников. Из народа была масса выходцев между ними. Передняя, казарма, семинария, мелкопоместная господская усадьба, перегнувшись в противоположное, сохранились в крови и мозгу, не теряя отличительных черт своих.НИГИЛИСТЫ. РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ
Обыкновенно сапожники делают революции, чтобы сделаться господами, а у нас господа захотели сделаться сапожниками.
Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный.
Недавно родился этот тип новых людей и быстро размножается. Он рожден временем, недолгим временем. Его недавняя жизнь обречена быть недолгою жизнью… еще немного лет, и станут их проклинать, и они будут согнаны со сцены, ошиканные и страмимые.
Нигилисты явились у нас потому, что мы все нигилисты… Комический был переполох и заботы мудрецов наших отыскать: откуда взялись нигилисты? Да они ниоткуда и не взялись, а все были с нами, в нас и при нас.
Единственная точка опоры для живой, революционной пропаганды — то меньшинство образованного класса в России, которое Бакунин называет и гнилыми, и оторванными от почвы, и изменниками.
Безумцы, исправляющие должность русских революционеров, сами не знают и не предчувствуют, чьи дела они делают, выкрикивая на улице свои сумбуры, и чьи затеи приводят они в исполнение, губя себя так бессмысленно, так, наконец, нерасчетливо и несообразно с интересами исповедуемых ими учений.
J’aime mieux les coquins que les rouges[53]
.Я демократ, говорит вам вислоухий и доказывает это тем, что ходит в поддевке и сморкается без помощи платка. Я нигилист и не имею никаких предрассудков, говорит вам другой вислоухий, и доказывает это тем, что во всякое время даже готов выбежать голый на улицу. И напрасно вы будете уверять его, что в первом случае он совсем не демократ, а только нечистоплотный человек, и что во втором случае он тоже не более как больной человек, без надобности подвергающий себя к заключению в частном доме, — не поверит он ни за что и вас же обругает аристократом и отсталым человеком.
Самое ужасное, что можно себе представить, это — анархист, ибо это животное в человеческом образе и даже животное не в нормальном состоянии, а в бешенстве.
Я скорее поверю в появление на Крестовском острове на месте кафе-шантана огнедышащей горы, чем в русскую революцию.
ПРОГРЕСС
Везде преобладает у нас стремление сеять добро силою. Везде пренебрежение к мысли, движущейся без особого на то приказания. Везде опека над малолетними. Везде противуположение правительства народу, казенного частному.
Теперешние стремления, мысли, страсти, волнения кажутся мне пеной, призраками, из-за которых никак не стоит ставить все будущее на карту.
Что за прогресс?! Прошу слова этого не употреблять в официальных бумагах.