Многая лета

Нынче ночью Ольге Петровне снова снилась длинноногая девочка, похожая на кузнечика, с белёсыми косичками на острых плечиках. С тем же курьером, что отвозил посылки для Капитолины, Фаина всегда передавала записку с сообщением, что дочь жива, здорова и весела, несмотря на трудности. В этот раз к записке прилагался рисунок. Ольга Петровна сунула руку в карман юбки и достала тщательно сложенный листок бумаги с рогатой божьей коровкой и корявой подписью «От Капы». С незнакомым доселе умилением она рассматривала рисунок много раз, подолгу вглядываясь в каждую букву, написанную специально для неё. Интересно, как Фаина объяснила, кому предназначен подарок? Тёте? Маме или какому-то случайному знакомому?

Быстрый взгляд в сторону часов подсказал, что внизу уже ждёт машина с водителем. Нехотя Ольга Петровна убрала рисунок в карман и твёрдо решила изыскать свободную минуту и съездить в Свечной переулок повидать дочку. В конце концов, любая мать имеет право на своего ребёнка. Она не виновата, что судьба поставила перед выбором: или-или. Это время выпало такое смутное. Зато благодаря жалованью и усиленному пайку Капитолина всегда была сыта, одета и обута.

В Петросовете привычно трещали пишущие машинки, бегали курьеры, в коридорах толпились какие-то делегации. У кабинета товарища Кожухова ей пришлось протискиваться сквозь группу комсомольцев, бурлящую возбуждённым гомонком.

Ольга Петровна попыталась их утихомирить:

— Не волнуйтесь, товарищи, товарищ Кожухов всех примет.

— Полчаса уже ждём! — недовольно выкрикнул лохматый парень в крестьянской косоворотке.

Она развела руками:

— Имейте терпение, товарищ Кожухов занят важным делом.

— Развели бюрократию, как при царизме, — сердито сказала высокая девушка, — можно подумать, что мы с пустяками пришли. — Она требовательно подошла к Ольге Петровне. — Наша комсомолия сюда за сто вёрст приехала из Старой Ладоги, а вы нам от ворот поворот делаете!

— Всех примем! Обещаю!

Захлопнув за собой дверь кабинета, Ольга Петровна прислонилась спиной к косяку и несколько мгновений простояла столбом, перебирая в уме порядок неотложных дел, коих с каждым днём становилось больше и больше. Взгляд упал на кипу неразобранных бумаг с директивами и большой блокнот для секретной переписки. С некоторых пор Савелий завёл порядок не отдавать некоторые письма в пишбюро, и Ольга Петровна собственноручно набивала текст на «Ундервуде» двумя пальцами. Ничего особенного в частной корреспонденции не содержалось, но всё же каждый раз, когда Савелий надиктовывал очередной текст, Ольга Петровна ощущала некоторую нервозность, словно бы переступала черту запретного круга, за который с неё строго спросится.

Она не могла сказать, что именно её сейчас насторожило. То ли порядок на столе был нарушен, то ли свет из окна падал по-другому. Ольга Петровна сделала шаг вперёд и присмотрелась. Карандаш! Один из карандашей в стаканчике стоял вниз остриём, что в заведённом ей порядке казалось совершенно немыслимым. «Неужели я стала столь рассеянной?» — подумала Ольга Петровна, машинально исправляя досадную оплошность.

За дверью снова поднялся ропот, но на этот раз в кабинет впереди комсомольцев вошёл сам Савелий Кожухов, и свободное пространство тут же заполнилось шумом и суетой.

Сосредоточиться на работе удавалось с трудом. Чтобы сообразить, куда перенаправить документ, Ольге Петровне пришлось перечитать его три раза. Сделав несколько телефонных вызовов, Ольга Петровна разъединилась с коммутатором, повесила трубку на рычажок и прошла к Кожухову, окружённому комсомольцами. Стуча кулаком по колену, он горячо и убедительно ораторствовал:

— Понимаете, товарищи, русская революция есть разящий меч, прорубающий дорогу всемирной революции, которая уже не за горами. Посмотрите, как, глядя на нас, по всему миру рабочий класс поднимается с колен, разрывает цепи и распрямляет спины. Выдюжим мы — и по всему земному шару грянет невиданная буря торжества свободы и воли!

«Удивительно, но даже самые умные и тонкие люди в момент революционной агитации начинают говорить одинаковым фразами, штампованными словно болванки, изготовленные на одной фабрике, — она усмехнулась, — хотя, в сущности, так оно и есть».

Лохматый парень, что требовал немедленного приёма, восторженно внимал Кожухову с приоткрытым ртом. Девушки не сводили с оратора влюблённых глаз, и Ольга Петровна не сомневалась, что любая из них не задумываясь сиганула бы с моста по его приказу.

— Товарищ Кожухов! — Прилюдно она обращалась к нему подчёркнуто официально.

Савелий поднял голову:

— Что-то срочное?

— Да. Мне необходимо отлучиться.

— Добро.

Он снова погрузился в разговор с комсомольцами, а Ольга Петровна едва ли не стремглав понеслась к выходу, чувствуя, что к горлу вот-вот подкатит истерика.

* * *

Землю прохватывало первыми заморозками, и Фаина не на шутку озябла в лёгкой душегрейке, но Капитолина так умильно просила чуть-чуть поиграть в прятки, что пришлось согласиться. Просиявшая мордашка Капитолины отразила блаженство:

— Чур, мама, я рассчитаю.