Многая лета

Ему вдруг стало страшно от мысли, что в ранней юности он едва не женился на дочке поставщика Императорского двора, кокетке Катеньке с театрально распахнутыми глазами-оленятами. Катенька всегда одевалась в розовое со множеством оборочек и кружев — этакое пирожное со взбитыми сливками. Дополняли облик розовые щёчки, розовые губки колечком и облако золотых волос по плечам. От брака спасла Катенькина ветреность — буквально накануне предложения руки и сердца Катенька так беззастенчиво строила глазки молодому барону Корфу, что Глеб в расстройстве зашвырнул букет в Неву, а бриллиантовое кольцо презентовал оторопевшей кузине.

В последний раз он встретил Катеньку накануне революции на благотворительном балу, где она весело кружилась в мазурке вместе с черноусым гусарским корнетом. Хотя чувства к Катеньке давно остыли, тогда его кольнула запоздалая ревность — уж очень хороша она была в танце. Сейчас Катенька вспоминается лишь в связи с благодарностью Господу за то, что не попустил поддаться ложным чувствам, мимолётным, как осенняя паутина, в которой путаются последние мухи. Глеб изогнул губы в усмешке: пирожные быстро приедаются, а простой хлеб вечен, как сама любовь.

* * *

Осенью Капитолина пошла в школу. Накануне Фаина засела за швейную машинку и сострочила симпатичное тёмно-синее платьице, к которому замечательно подошли связанный крючком кружевной воротничок и белая атласная ленточка в косичку.

Она так хотела собрать в школу не одну, а двух девочек, что уткнулась лицом в платье и разрыдалась.

— Мама, мама, ты что? — закричала Капитолина — она всегда пугалась маминых слёз.

— Ничего, Капелька, это я от радости, что ты выросла.

Капитолина просияла. Надев платье, она покружилась посреди комнаты и зажмурилась от бьющего в глаза солнца:

— Мама, папа, а меня учительница будет ругать? Октябрина Ивановна сказала, что всех, кто плохо учится, в школе ругают.

— А ты собираешься плохо учиться? — спросил Глеб. Он отложил книгу и улыбнулся.

Капитолина закатила глаза:

— Конечно, я собираюсь учиться на одни пятёрки, но вдруг учительница захочет поставить мне двойку?

— Уверена, что с тобой такого не произойдёт, — успокоила её Фаина, — тем более что ты уже умеешь читать и считать.

Ноги Капитолининого страха выросли из рассказов соседского Тишки, чьей наилучшей оценкой был «неуд». Тишка любил хвастать, что ему всё нипочём и учительница может хоть обораться, но он как учился на двойки, так и будет!

Школа первой ступени, куда записали Капитолину, располагалась в бывшей женской гимназии неподалёку от Витебского вокзала. Решающий выбор оказало то, что по пути была мастерская Глеба, и после уроков Капитолина могла прибежать к нему, а не в пустую комнату, куда мама возвращается с завода только в семь часов вечера.

Первое сентября одарило теплом и солнцем.

За руку с папой Глебом Капитолина шла в школу и думала: заметит учительница, какие у неё хорошенькие новенькие туфельки, или не заметит? Ещё не терпелось знать, старая будет учительница или молодая. Лучше бы молодая, как Октябрина Ивановна, потому что с молодыми весело и интересно, а старички только и умеют что читать газеты и греться на солнышке — ни побегаешь с ними, ни посмеёшься.

Хотя мама предупредила, что на уроках слушают учителя, а не смеются, но, наверное, чуть-чуть можно, если весело. Ещё мама сказала, что теперь девочки и мальчики учатся вместе, и Капитолина гадала: кого в классе будет больше — девочек или мальчиков? Хотелось, чтоб верх был у девочек, потому что мальчишки любят баловаться и толкаться, а с девочками можно нормально поговорить про платья для кукол или обсудить шов назад иголкой, которому вчера научила мама.

Школьный двор кипел ребятами и гудел от шума и криков. Папа Глеб подвёл Капитолину к высокой женщине с прилизанными волосами и круглыми очками в черепаховой оправе:

— Добрый день, Елизавета Давыдовна! Познакомьтесь — это ваша ученица Капитолина Шаргунова.

Капитолина надулась от обиды. Сколько раз просила не называть её Шаргуновой. Мама, хитренькая, теперь Сабурова. А разве можно, чтоб у родителей и детей были разные фамилии? Никак нельзя.

Учительница не обратила внимания ни на её недовольство, ни на новые туфельки, и Капитолина совсем скисла. Не прибавило настроения и то, что около учительницы стояли несколько мальчиков и ни одной девочки. Увидев Капитолину, толстый мальчик со щеками-яблоками приставил к носу растопыренную ладошку и пошевелил пальцами. За показанный нос Капитолина собралась отвесить ему леща[50], но не успела, потому что где-то в середине двора запели звуки горна и гулко ударили барабанные палочки.

— Быстро стройтесь в шеренгу, — сказала Елизавета Давыдовна и стала расставлять детей в ряд, откуда-то из-за спины выхватывая то девочку, то мальчика. Оказалось, что девочки в классе есть и их примерно поровну с мальчиками. Капитолину поставили плечом к плечу с крепкой девочкой выше её на целую голову. Девочка то и дело с хрустом кусала яблоко, пока учительница не сделала ей строгие глаза.