Много добра, мало зла. Китайская проза конца XX – начала XXI века

– А что там делать? – в свою очередь спросил он меня и продолжил лущить кукурузу. Он, видимо, слышал наш разговор с братом вне комнаты. – Ничего интересного не увидишь, у меня от глядения аж глаза пухнут!

Накапливавшееся в душе огорчение всколыхнуло его, но затем он с какой-то безысходностью пробормотал:

– Смотреть на деревья, так они уже срублены… На горы – они уже не те… На людей – так они уже не те, что раньше… Хорошо, что меня ждет конец… Чжуэр вернется и, боюсь, тоже не найдет дороги. – У него выступили слезы.

Я всячески утешал дядю, мол, нужно смотреть шире, большие изменения за последние годы говорят о том, что общество быстро идет вперед, у деревенских завелись деньжата, качество жизни повысилось, это все благо.

– Я понимаю, что благо, но не могу привыкнуть, странно мне все.

Выйдя от дяди, я заметил, как люди снимали рельеф местности.

Прямо напротив дядиного дома должны были отстроить цементный завод. Раньше он располагался в городе, но, спасаясь от штрафов за загрязнение, хозяева осмотрелись, приглядели Жаньсинба с его богатыми запасами известняка и глины и решили перенести производство сюда. Говорят, сейчас еще идут переговоры о строительстве фармацевтической фабрики.

Перевод А. А. Родионова

Бессточная река

Сяо Цзянхун

1

Река спускалась с западного склона горы, пересекала нагромождение горных пиков, застенчиво оглядывала деревню и утекала вдаль.

Цюнхуа сидела на корточках у ручья, бросая в таз выстиранную одежду, она подняла руку, чтобы вытереть пот, мысли же ее текли вслед за водой. Она часто задавалась вопросом, куда же течет эта река после всех излучин, которые можно охватить взором? Впадает в еще более крупную реку? Или сливается с бескрайним морем? В школе учитель географии рассказывал, что все реки, в конечном счете, погружаются в объятия открытого моря. Точно. Наверное, все именно так.

Звонкие голоса молодых женщин с треском разбивались о поверхность воды. То одна, то другая вставала, чтобы размять затекшие ноги, а затем, держа таз двумя руками и прижимая его к боку, они ушли по дороге, выложенной камнем, громко перекрикиваясь.

Боковым зрением можно было увидеть деревню, располагавшуюся на берегу реки, выстроившиеся в ряд двухэтажные домики обрамлялись белоснежными изразцами, высокие заборы превращали каждый двор в независимое единое целое. Застыв, Цюнхуа смотрела на эту картину, в душе поднялась досада. Все-таки прежние дома с сине-зелеными черепицами были лучше, не было такого ослепляюще белого цвета, не было высоких заборов, слышались смех и разговоры детей, и старики чувствовали себя вольготно и радостно. Впервые попав в эту деревню после знакомства с Чуньшу, Цюнхуа попала под ее обаяние. Когда она шла по центральной дорожке, все лица были обращены к ней и улыбались. Стоило ей укрыться в углу двора, как у ворот скопились интересующиеся, тут были и дедушки с трубками табака во рту, и тетушки с короткими фартуками, а еще волосатые детишки, сверкающие белыми зубами, и все они заливались чистым смехом.

Дома с зелеными черепицами исчезли в мгновение ока. Сначала родители и невестка Дун Шэна с юга деревни со слезами на глазах обдумывали вопрос о том, что если деньги просто лежат, то это в любом случае гибель, уж лучше на них дом построить. С грохотом был разрушен старый дом, и вскоре на этом месте появилось трехэтажное здание. Вот это размах! Раз сносить, то все начали сносить старые дома, и вскоре цвет деревни изменился, спокойный зеленый сменился ослепительно белым. Родители мужа пришли к Цюнхуа обсудить, надо ли и им дом сносить? Цюнхуа не проронила ни слова, она прекрасно знала их характер: обсуждай – не обсуждай, все равно снесут. Она хотела бы оставить те две комнатки, в которых они жили после свадьбы с Чуньшу, но свекор был не согласен:

– Кто же, – говорил он, – бреет голову лишь наполовину – одна сторона старая, другая новая, разве ж не получится инь и ян на голове?

В день переезда в новый дом Цюнхуа прибежала на реку, где просидела полдня, свист и треск хлопушек внес хаос в ее мысли и принес беспокойство.

Ей все казалось, что она виновата перед Чуньшу.

Под журчанье воды Цюнхуа, распахнув клетчатую рубашку цвета ржавчины, тихо водила рукой по воде. Водила-водила и вдруг на поверхности воды появилось лицо. Лицо мужчины, но совершенно не похожее на Чуньшу. Ей стало нечем дышать, и она поспешно перевела взгляд вдаль, солнце по-прежнему было высоко, оно недоброжелательно смотрело в эту сторону, и Цюнхуа уставилась на него. Режущий глаза свет в конечном итоге отогнал это привязавшееся лицо.

Стиснув зубы, Цюнхуа мысленно обругала себя.

Бросив последнюю одежду в таз, Цюнхуа села. Другие женщины ушли, раздавалось лишь журчание воды.

Цюнхуа подняла голову и увидела Чуньшу – в ущелье горного хребта на другой стороне реки. Тридцать восемь мужчин деревни заполняли все ущелье.

2