Ван Лань помнила, что когда в то утро они встали, все небо окрасилось в грязно-желтый цвет, ничего не было видно, как в тумане, как будто они встали раньше и сейчас вовсе не столько времени, сколько показывают часы. Они сразу и не поняли, что произошло, а потом из новостей узнали, что это песчаная буря. Сначала Линь Фэй волновался, без остановки названивал в авиакомпанию уточнить про свой рейс, но потом потихоньку успокоился и вскоре заинтересовался странной картиной за окном… Деревья гнулись под ветром, буря громыхала электропроводами, обрывала рекламные щиты, без остановки доносился звон разбивающегося стекла, в воздухе кружились разноцветные пакеты для мусора. А еще, разумеется, дул желтый ветер, то был желтозем из северных пустынь, который несся по ветру, шурша по окнам. Они почувствовали, что все многоэтажное здание шатается под этими неустанными порывами. Сначала Линь Фэй так и стоял у окна, спокойно глядя на происходящее, картина явно зачаровала его, а потом после очередного порыва ветра он с интересом сказал одну фразу, а именно:
– Мне кажется, вот кто настоящий хозяин Пекина. Настоящий хозяин Пекина прибыл!
Эту фразу Ван Лань запомнила навсегда.
Кем работает папа?
Хэ Вэнь
Внезапно приехал отец. Бабушка четко сказала, что после смерти матери отец в другом городе завел новую семью и больше не вернется, я не понял, зачем он возвращается, нет, я не говорю, что он не должен приезжать меня проведать, но он бросил меня пять лет назад, и, хотя бабушка рисовала его негодяем и запрещала переступать порог нашего дома, я чувствовал лишь, что он приезжает не вовремя. Бабушка две недели назад попала в больницу, и я жил в свое удовольствие один в трехкомнатной квартире.
Бабушка мне малость надоела, каждое утро начиналось с одних и тех же слов: я тебя с детства вырастила, ты мое все, надо хорошенечко учиться. Чтобы я вырос нормальным человеком, она отключила телефон (ну, после того раза, как я позвонил на горячую линию и пришел счет на девятьсот с лишним юаней), не разрешала мне подходить близко к маленькому черно-белому телевизору, каждый раз, уходя из дома, она откручивала какую-то детальку и уносила с собой, а вечером прилаживала на место, чтобы полчаса посмотреть новости, а потом с удивлением рассказывала мне о соевом соусе из грязных волос, о ветчине, обработанной дихлофосом, о курице в подливке из химического сырья, а еще о том, как где-то вырос черный хлопчатник, а от взрыва газа погибла целая куча народу. Она требовала от меня, чтобы я только учился и спал, как последний ботан. Но мне вообще-то уже четырнадцать, где же вынести такую скучную жизнь? Если бы бабка узнала, что я увлекся Интернетом и скатился по всем предметам, то она с ума сошла бы. После того как ее положили в больницу, я, можно сказать, вздохнул с облегчением. Тогда я должен был учиться в загородном филиале школы, и по правилам ученики начальных классов средней школы должны были вторую половину семестра жить в школе. Я поклялся у больничной койки бабушки, что буду хорошо учиться, но ведь если я стану жить в школе, то не смогу ухаживать за старушкой и буду очень сильно переживать. Я уже научился врать, не краснея, а бабушка очень растрогалась, принялась успокаивать меня, что с ней все в порядке. Однако обещание я нарушил, сказал школе «бай-бай» и привел домой Цинтяо.
Мы познакомились в Интернете. Она на год старше, училась в четвертой школе. Внешне очень симпатичная, но оценки хуже некуда, даже слово «Рождество» писала «раждейство», а во втором классе средней школы и вовсе забросила учебу. Цинтяо говорила, что раньше была старостой в классе, но я не верил, однако, услышав от нее «Я тебя как увидела, так сердце екнуло», почувствовал себя на седьмом небе от счастья. Я тут же попал в любовные сети, а следом начал прогуливать занятия. Она говорила, что в школе много правил, а еще надо экзамены сдавать, на то, чтобы поступить в будущем в университет, все равно денег нет, так лучше сейчас весело проводить время. Я целиком и полностью согласился.