Много добра, мало зла. Китайская проза конца XX – начала XXI века

Я сказал, что тоже хочу. Отец протянул руку и выхватил у меня изо рта сигарету, потом щелкнул пальцами, и сигарета со следами моей слюны полетела в мусорное ведро. Ну какого черта, я очень разозлился, понятно же, что ты сам меня соблазнил. Я поторопил, что он там хотел спросить. Он взглянул на меня и спросил:

– Догадайся, зачем я приехал.

У меня екнуло сердце, но сейчас меня это не особо заботило, поэтому я сухо ответил, что знать не знаю.

Отец сделал еще одну затяжку, а потом сообщил, что в этот раз приехал меня проведать. Я чуть было не добавил «Ну и уезжай», внезапно ощутив прилив надежды. Старый черт неторопливо пододвинул пепельницу и стряхнул пепел. Я начинал волноваться, ведь приближался вечер. Я сказал, что понимаю цель его визита, у меня все хорошо, можно обо мне там у себя не беспокоиться, ну а то, что ударил меня, так и ладно, а сейчас мне правда надо идти навестить бабушку. С этими словами я поднялся с места.

– Остальное обсудим, когда я вернусь, если не дождешься, то оставь ключ у соседей.

– А ну-ка вернись. – Старый черт властно стукнул по столу, я удивился, он велел мне сесть, я послушно сел, а в душе вздохнул: мне крышка!

Отец посмотрел на меня в упор:

– Тебе нравится Цинтяо?

Я вспыхнул и принялся всячески отнекиваться. На лице отца появилась редкая для него участливость, он тихонько сказал, что Цинтяо по уши влюблена в другого.

– Ей нравлюсь я, – сорвалось у меня с языка, и я тут же пожалел.

Старый черт отмахнулся, сказал, что Сыдин покруче меня и она меня дурит. В итоге я повесил голову, в душе тайком восхищаясь Старым чертом, все-то он знает. Может, он придумает вместо меня какой-то план? Но я не знал, как заикнуться об этом, чесал голову, а потом вытащил из кармана упаковку сушеной морской капусты и стал есть; это мне Цинтяо дала, тогда я ее не поблагодарил, она украла несколько пачек из супермаркета и маленький пакетик дала мне, сказав: если захочешь еще, то попроси у Сыдина, но где уж мне? Старый черт спросил, что это я жую. Пожадничать и не поделиться? Я еще не забыл, как он отобрал у меня сигарету. Я сказал, что это вообще ничуточки не вкусно, а сам тем временем отправил остатки в рот и только потом вспомнил, что хотел просить отца о помощи, и покаянно извинился, цель моя одна: как мне заполучить Цинтяо? Отец проникся, положил ногу на ногу и спросил: а что мне нравится в Цинтяо, она цветущая? Я чуть не рассмеялся, ну ты село, надо говорить «красотка»! Отец изо всех сил пытался скрыть неловкость, хорошо, что кожа темная, и покраснеешь, а не видать. И тут он громко заявил:

– Тебе ее никогда не заполучить!

– Почему это? – не понял я.

Отец сказал, что я не только трус, но еще и хвастун, она меня только за нос водить будет. Мне становилось все больше и больше не по себе. Я сказала, мол, не надо ее изображать совсем уж испорченной. Старый черт чуть не обжегся дымом.

– То есть, по-твоему, она лапочка? А где тогда мои сто юаней?

Я задрожал от страха, крыть было нечем, я не смел взглянуть на отца, только слушал. Отец обозвал меня простофилей, меня ужасно бесит это слово, я не простофиля, напротив, я злодей еще тот. Отец холодно рассмеялся: эх ты, мажор, единственный выход для тебя – учиться старательно. В мозгу что-то щелкнуло, он меня задел своими словами, меня это взбесило, я ему не верил.

– Потеряв мою маму, ты разрушил мое счастье.

Старый черт пнул меня, а потом спросил, что это я там бормочу себе под нос. Я упрямо отворачивался от него, он хотел, чтобы я посмотрел на него, но я назло этого не делал! Старый черт ухватил меня за обесцвеченные (по указке Сыдина) волосы, больно было так, что я скрежетал зубами, но решил, что чем больше его боюсь, тем сильнее он становится, лучше просто орать благим матом, чтоб отпустил. Но я и подумать не мог, что он меня переупрямит, отец меня крепко схватил, взял со стола ножницы и одним махом отрезал мне волосы. Я не представлял, что он так поступит, и только жалобно скулил, мол, хватит, хватит, как я пойду встречаться с Цинтяо. Я выл что есть мочи и пинал стол. Отец быстро принес из ванной расческу и велел сидеть тихо и не дергаться, а то если порежет меня, то он не виноват. Старый черт, орудуя ножницами и расческой, подстриг меня, а потом дал мне зеркальце, пояснив, что когда подрабатывал на чужбине, то первым делом научился стричь.