Много добра, мало зла. Китайская проза конца XX – начала XXI века

Я и правда не любил учиться, никто из детей в нашей деревне не любил учиться, поначалу еще было желание, но потом оно постепенно остыло. Главной проблемой было непонимание. Например, учитель математики и сам ничего не знал: сегодня дает нам один ответ, а на следующий день, стоя перед классом, тихим голосом объявляет – вчера я думал всю ночь, сидя у очага, мне все казалось, что что-то есть странное в ответе на вчерашний вопрос, он неверен! Поэтому я всю ночь не спал от ужаса и сегодня хочу его исправить. Мы в ответ посмеялись, а потом лишь узнали, что у него за плечами лишь начальная школа, а некоторые даже говорили, что и ее он не закончил. Поневоле у нас зародилось презрительное отношение к нему, что выразилось в пропуске занятий, когда мы, как сумасшедшие, шатались повсюду.

Я не любил учиться, но и мастером игры на сона я не хотел быть, хотя объяснить почему не мог, с детства я слушал, как отец нахваливает прелести профессии мастера игры на сона, наслушался столько, что это уже набило оскомину и вызывало неприязнь. К тому же я пришел к выводу, что отец хочет, чтоб я стал мастером сона, лишь ради тех денег, что мастер получает в дар.

2

За горой Даинынань виднелась деревня Тучжуан, в которой находился дом наставника, которого я никогда в жизни не видел. У нас в округе было пять деревень – Цзиньчжуан, Мучжуан, Хочжуан, Тучжуан, вместе с нашей Шуйчжуан получался большой поселок[63], который, по логике вещей, следовало бы назвать Поселком пяти деревень, однако он назывался Несравненным поселком. Дом моего будущего наставника располагался в густой бамбуковой роще – это был глинобитный домик в тени ярко-зеленых листьев. Когда-то я нашел в старом чемодане деда иллюстрированное издание «Троецарствия», в котором была картина под названием «Лю Бэй трижды посещает шалаш Чжугэ Ляна», так вот то, что я видел перед собой, было очень похоже на то изображение. Дорога, ведущая к глинобитному домику, была ровной, однако отец шел, тяжело дыша, лоб его был покрыт маленькими капельками пота, кулаки плотно сжаты. Я бросил на него взгляд, и ему стало неловко от того, что я разглядел его волнение, поэтому он улыбнулся, смеясь над собой.

Слегка смущенный, отец сменил тему. Слава Богу! Он сказал: посмотри, слева – синий дракон, справа – белый тигр, позади – красный феникс, впереди – змея с черепахой, сразу видно – дом необычного человека. Я хотел улыбнуться, но не посмел, отец не разбирался в геомантии-фэншуй, даже цитату перепутал. Эту фразу я слышал от шуйчжуанского мастера фэншуй, однако тот говорил иначе: впереди – красный феникс, позади – змея с черепахой. Я подумал, что отец действительно слишком взволнован, он боялся, что трагедия, которую он пережил в детстве, повторится и со мной. Внезапно у меня возникло приятное мстительное чувство: хорошо бы, чтоб я не понравился наставнику, ну а лучше всего было бы уйти из дому, а еще лучше уехать далеко – на год или полгода.

Глядя, как я лениво тащусь по дороге, отец нервно прикрикнул:

– Вот проклятье! Да иди ты прямо, не дай бог, наставник увидит тебя в таком виде!

Судьба была более благосклонна к отцу, чем он полагал: самый известный в Мучжуане наставник игры на сона был дома.

Лицо у моего будущего наставника было черное, и халат он носил черный, чем походил на кусок древесного угля лучшего качества. Выходя из комнаты, он на ходу разжигал табак, который издавал такие же звуки, как фейерверк. Я напрягся, испугавшись, что искра может сжечь его самого. Вероятно, он почувствовал мое беспокойство, поднял одну ногу и положил ее на колено другой, повернув подошвой к небу, и потом затушил об нее остатки табака из трубки. Производить такие сложные движения, чтобы всего лишь затушить табак? – судя по всему, мой будущий наставник – необычный человек.

– Наставник Цзяо, меня зовут Ю Бэньшэн, а это мой сын Ю Тяньмин, иероглиф «мин» в его имени означает «кукарекать», а не «понимать». – Отец, согнувшись, семенящей походкой подбежал к стоявшему под навесом темнолицему мужчине. На бегу он, постоянно суетясь, протянул руку в сумку и нащупал сигареты, а глаза его всматривались в черное лицо с величайшим почтением. Бедный отец хотел за шесть-семь шагов сделать одновременно столько действий, а необходимое спокойствие утратил, в итоге его правая нога подралась с левой, и он рухнул на землю, прямой как стрела. Грязь забила ему рот, сигареты, выскользнув из рук, не отклоняясь от курса, приземлились прямо в лужу на краю дворика. Сердце сжалось, я поспешил помочь отцу подняться, но он оттолкнул мою руку и сказал:

– Чего ты меня поднимаешь? Скорее иди поклонись наставнику!

Я его не послушал, все-таки я отца знал намного дольше, чем наставника, по уму и по совести следовало помочь встающему из лужи шуйчжуанскому мужчине. Решение было принято, я по-прежнему непреклонно тянул отца за руку, а подняв голову увидел, что на лбу у него появилась новая рана, бордовые капельки крови наперегонки вытекали из нее, у меня защемило сердце, слезы выступили на глазах.

Наставник махнул рукой: