Много Лет Спустя (СИ)

  В описываемое время, почти тотчас же, как сложилась в голове картина цветущего и отнюдь не собирающегося погибать мироздания, приснился странный, даже подозрительно странный и вместе с тем на редкость увлекательный сон, и Острецов торопливо подался к Матюкову с намерением претворить упомянутый сон в пьесу с последующим преобразованием в спектакль. Указанное преобразование сделается уже не его, Острецова, но Матюкова режиссерской задачей.

  И снова бродили между высокими, по-зимнему голыми деревьями парка Острецов и Матюков.

  - Итак, имеется у меня новое сообщение для вас, - солидно начал режиссер.

  - Позвольте начать мне! - всколыхнулся начинающий драматург. - Я ведь не просто так пришел, я с проектом. Пока лишь сон, но его легко переделать в добротную и великолепную пьесу в современном духе, а затем уж вы, с вашим-то умом, с вашей сноровкой, с вашей, наконец, труппой, с тем артистическим составом...

  - Ну, состав как раз довольно-таки худосочный, и я не вижу, чтобы он был достоин моего творческого замаха, да и вашего, может быть, тоже, - возразил Матюков. - Раньше я был недоволен в особенности директором этого парка, теперь мне не доставляет никакого удовольствия лицезреть своих актеров. Вы видите, что я за человек? Я вечно всем недоволен. И это в пору, когда мощно поднимает голову оптимизм, когда всюду открываются невиданные прежде перспективы... Я все время оказываюсь лишним. Какой-то Печорин, ей-бо...

  - Возможно, вам поможет справиться с волнением...

  - Никакого волнения нет, уверяю вас. Нет даже так называемых творческих мук.

  Острецов кивнул, показывая, что понял собеседника.

  - Это, - сказал он, - напоминает застой, и в таком случае верное средство исцеления - попробовать вернуться к истокам. А раз так, я уже уверенно возвращаюсь к своей мысли, что сон, о котором я хочу вам рассказать, наверняка благотворно на вас повлияет. В том-то и дело, что суть его - возвращение к истокам. Да, мне приснилось, что я по какой-то необходимости должен побывать в местах своего прежнего жительства. Это довольно странно, поскольку я всегда жил лишь там, где живу и по сей день, тем не менее места, где я внезапно очутился, спустившись по трапу, показались мне узнаваемыми и в известном смысле не чуждыми моей душе.

  - А что за трап, откуда он взялся?

  - Возник, как и все прочее, откуда-то из таинственных и как бы отрешенных от действительности глубин...

  - Значит, это всего лишь недомыслие какое-то?

  Острецов зароптал:

  - Вы просто выслушайте меня внимательно и спокойно! Постарайтесь хорошенько уяснить... Сначала окружающее приняло хорошо знакомый каждому из нас деревенский облик - именно что не имело, а приняло, поскольку процесс, а речь идет о каком-то становлении декораций, если можно так выразиться, - процесс пошел лишь с моим появлением в тех краях. Мелькнул вроде как знакомый поворот, этакий славный изгиб тропинки, ведущей к дому, где я, если верить этому сновидению, некогда жил. Взметнулся ввысь и раздался вширь как будто знакомый дубок. Что-то всколыхнул в памяти покосившийся забор. Но пришлось спуститься в обширный котлован, и там начались странности. Все было довольно невинно и развивалось благополучно, а стало вдруг мрачно, угрюмо. Я шел уже не один, нет, уже в группе, мы вытянулись в цепь, словно караван, впереди и за мной шли люди мне явно не знакомые, но по ощущению точно что связанные со мной, мы каким-то образом единились и даже как будто преследовали некую общую цель. Во всяком случае, они лучше меня понимали, где мы находимся и что происходит вокруг, тогда как я только ощущал витающую в воздухе тревогу, а причин и смысла ее не улавливал, и мог разве что недоумевать, видя быстрое превращение местности в труднопроходимую, да и вовсе скис, когда на дальнем краю котлована обозначились развалины, еще более или менее сносно выражавшие рисунок какой-то невозможной в наших краях, если не совершенно чуждой человеческому духу архитектуры. У меня мелькнуло соображение, что после дальнейших приключений следует вернуться в котлован и подумать, что можно сделать для сохранения украсившего его грандиозного сооружения. Между тем изумительной красоты, но разваливающийся деревянный домик глянул с бугра, призывая позаботиться и о нем. А под ногами образовался водоем, и некоторые уже передвигались по пояс в воде, чего мне для себя совершенно не хотелось, и я замер в нерешительности. И какое-то неприятное чавканье, хлюпанье, начинавшее раздражать и устрашать своей назойливостью... Вдруг я увидел, что навстречу нам шагают парочками люди в форме каких-то диких армейских образований, тех полуразбойничьих дружин, какие время от времени возникают где-то в удалении от основного театра военных действий, стройные и жуткие такие люди чуть ли не в папахах, с ружьями на плече, с задорно поблескивающими глазками. Мой испуг не передать. Я решил, что мне конец...

   ***