Многоножка

Сколь ни странно было петь колыбельную, лёжа на матрасе в каком-то захолустном гараже, но Тамаре стало от неё чуточку легче. Как будто бабушка, научившая её этой песне, ушла не совсем, а оставила весточку, с помощью которой с ней можно было связаться.

Тамара часто видела в мультфильмах (и не только), когда персонажам говорили про кого-то умершего фразу «он всегда в твоём сердце», но никогда её не понимала. И теперь ей пришло в голову, что в этой фразе всё-таки есть доля истины. Когда близкий человек уходит, у тебя остаются воспоминания о нём — тёплые или не очень. И если ты продолжаешь его любить, то он будто бы остаётся ближе к тебе.

Вот только проблема в том, что пережить его уход от осознания подобного нисколько не легче.

— А хочешь, спою другую? — предложила Алёна. — Её в детстве мне мама пела.

— Давай.

Девушка ещё раз прокашлялась, с минуту помолчала, видимо, вспоминая слова. Тамара терпеливо ждала, и на всякий случай приготовилась притворяться заснувшей. Мало ли, вдруг она петь передумает.

— От края до края, — зазвучал мягкий голос, — небо в огне сгорает, и в нём исчезают все надежды и мечты…

Но ты засыпаешь, и ангел к тебе слетает,
Смахнёт твои слёзы — и во сне смеёшься ты…
Засыпай, на руках у меня засыпа-ай, засыпай под пение дождя…
Далеко, там где неба кончается кра-а-ай, ты найдёшь
Потерянный рай…

Тамара съёжилась. Мотив песни ей нравился, но то, про что в ней пелось, не подходило для колыбельной или чего-то подобного.

Вспомнилось, как несколько часов назад она накричала на Ромку, а потом на неё накричали квартиранты, а потом… Всё покатилось кувырком с такой силой, будто это был длинный-длинный сон, который никак не желал заканчиваться.

А теперь вот нужно было заснуть, чтобы снова зачем-нибудь проснуться. И так снова, снова и снова…

— Подставлю ладони,
Их болью своей наполни,
Наполни печалью, страхом гулкой темноты…

Алёна пела совсем негромко, казалось — заткни уши и совсем ничего не услышишь. Но Тамара не могла. Она замерла, превратившись в испуганного зверька, почуявшего опасность, потому что песня, которую она пела, была как будто бы неумолимой. Её нельзя было ни прервать, ни перестать слышать, ни игнорировать. И дело было вовсе не в Алёне — а в чём-то ещё. В чём-то гораздо большем.

— И ты не узнаешь, как небо в огне сгорает
И жизнь разбивает все надежды и мечты…
Засыпай, на руках у меня засыпай…
Засыпай под пение дождя,
Далеко, там где неба кончается край
Ты найдёшь
Потерянный рай…

Когда Алёна смолкла, Тамара, с головой зарывшаяся под плед, ещё какое-то время тяжело в него дышала. Потом высунулась, потому что стало невыносимо жарко, и тягостно вздохнула.

— Спокойной ночи? — спросила Алёна, поняв, что недолгий сеанс пения прекращён.

— Угу…

Спустя какое-то время, когда Тамара почти начала проваливаться в болезненный, тревожный сон, в тишине комнаты послышался резкий хруст. Она вздрогнула, напрягшись. В полной мере испугаться она не успела, но явственно почувствовала, что, если в гараже объявился чужак, то она к этому не готова, и Алёна, скорее всего, тоже.

Она приподнялась на локте и огляделась в поисках звука.

К её облегчению, шуршание — раздающееся уже гораздо тише — исходило откуда-то со стороны лежащей на боку Алёны. Хорошенько прислушавшись, Тамара спросила её:

— Ты что-то ешь?

Застанная врасплох Алёна резко обернулась к Тамаре, что-то усиленно жуя в набитом рту. Щёки при этом у неё надулись, как у хомяка, готовящего годовой запас продуктов. В темноте они едва различали друг друга: сквозь небольшое окошко проглядывал желтоватый свет уличного фонаря.

Неожиданно для себя Тамара почувствовала, что тоже голодна. Живот предательски заурчал.

— Хофеф? — Алёна повозилась и протянула ей пакетик с миниатюрными круассанами. — Нэ моу фпать, коа холофная…

Тамара, вздохнув, взяла один круассан и съела его, лёжа на спине.

Было вкусно, но после ванильной начинки во рту пересохло.

— У тебя там есть что-нибудь попить? — спросила она шёпотом спустя десять минут стеснительных мучений.

— Есть.

И Алёна, повозившись, извлекла из припаркованной недалеко сумки бутылку «Бонаквы».

— Надеюсь, ты не против минералки?

— Выбирать не приходится…

Взяв тяжёлую бутыль, Тамара села, приложила усилия, чтобы открыть туго затянутую крышку, переждала, пока выйдет газ, раскрутила и сделала несколько глотков горьковатой газированной воды. Стало легче.