Многоножка

Опустив бутылку и закрутив крышку, Тамара обнаружила напротив себя Алёну, сидящую примерно в той же позе, что и она, смотрящую на неё и поедающую, кажется, уже второй пакет круассанов.

— Откуда у тебя столько еды?

Отправив очередное лакомство в рот, Алёна произнесла с убийственной серьёзностью:

— На фамом веле, я увафная обвора.

Тамара сама от себя не ожидала, но по какой-то причине в тот момент она, не сдержавшись, коротко прыснула. Алёна, приготовившись засмеяться, подняла брови и надула щёки — и они обе тихонько рассмеялись, словно боясь разбудить призраков, дремлющих в недрах незнакомого жилища.

— …Ты не знаешь, где мы? — спросила Тамара, откинувшись на подушку и сунув руки под голову. — В смысле, что за район вообще… Это Ветродвинск ведь, да?

Алёна пожала плечами, упрятав в сумку опустевшую пачку. Тоже легла, накрывшись одеялом.

— Окраины, видимо. Там как раз есть гаражи. Я мало следила за дорогой.

— Ну, тут нас твои фанаты точно не достанут.

— Надеюсь…

— Чего они на тебя взбаламутились так? Ты что-то натворила?

— Не в этом причина. Кто-то сдал меня. И получил за это денег. А пострадали в итоге мы все. Я, Сэт… Ну и Роберт с Мишей отчасти. Надеюсь, в той дымовухе никто не задохнулся.

— Сами виноваты. Разве нет?

— Тут отчасти я виновата.

— Да ну! Не мели чепухи. Ты там просто жила. Слышала бы ты, чего они болтали…

— Всё, не рассказывай.

— Ладно, молчу… Кстати, сколько сейчас времени?

— 2:58.

— Я думала, часов шесть, не меньше. Спать вообще не хочется.

— Тебе завтра надо куда-нибудь?

— Куда? Воскресенье же. А в понедельник в школу… А ты учишься?

— Неа. Позаканчивала уже всё.

— Всё? И сколько ж тебе лет?

— Двадцать четыре полных года.

— Слушай…

— Ау?

— А почему ты… не вышла к ним? К твоим фанатам. Сказала бы им всем, мол: спасибо, что пришли, но я сейчас не в настроении вас выслушивать.

— Думаешь, это так работает? Я не хочу говорить с ними. И ни с кем не хочу говорить. Единственная вещь, которой я хочу делиться с окружающим миром — это мои рисунки. И везде, где я есть, я прошу уважать моё нежелание встречаться с кем-то в реале, выслушивать, как им нравится моя внешность или что-то ещё во мне… Потому что мне тяжко от этого. Я никогда не любила общаться. Люди очень часто обвиняют меня за это. Считают высокомерной, зазнавшейся. А я просто хочу покоя.

— Но раз стольким людям нравятся твои стримы… Значит, это больше, чем просто рисунки. Разве нет?

— Не знаю. Мне очень сложно судить то, что я делаю. Но по отзывам… Многим нравится. И мне этого достаточно. Но пусть это не переходит в реал, потому что тогда это начинает мешать. И мне, и тем, кто рядом со мной… Потому что в реале я не Меланхолик. Не персонаж. А человек. И мне хочется, чтобы люди это понимали.

Алёна горестно вздохнула.

— Но не получается.

Они проболтали обо всём на свете чуть ли не до пяти утра. Затронули школы и университеты, родителей и семьи, парней и отношения в целом, и даже мультсериалы — оказывается, Алёне «Доминик Плюс» очень нравился, так же, как Саше Солнышеву. Потом перешли на болезни и страхи, а потом — на планы на будущее. Ближе к пяти утра они замолчали минут на десять, а после, буркнув ещё несколько слов, обе уснули, уже гораздо ближе друг к другу, чем несколько часов назад.

И пока они спали, в тесное гаражное окно протиснулся яркий рыжий лучик.

20. Эскапизм колючей проволоки

Где-то возле двух часов пополудни в гараж прибыл Задира Робби. В одной руке у него была сумка Тамары, оставленная ей в квартире 68А во время побега, а в другой — пакет с едой разного рода: несколько пачек заварной лапши, банка кофе (и пачка сахара иже с ней), пара шоколадных батончиков, большая бутылка воды и пакетики с кашей быстрого приготовления. Последние Тамара всегда недолюбливала, но теперь поняла: наступил момент жизни, когда привередничать ей не стоит, если она не хочет умереть с голоду.

— Ты вообще спала? — спросил её Задира, узрев её сонное величество на первом этаже гаража. Тамара спала очень мало, так что в ответ на вопрос она что-то неясно промычала и потёрла глаза.

После ночёвки в незнакомом месте ей было неуютно: хотелось помыться, во рту царил неприятный запах, а шея и спина будто бы всю ночь отбывали наказание на жёстком полу (хоть матрас и был довольно мягким).

— Слушай, — сказал Робби, опёршись спиной на стол с инструментами. — Я вчера… заходил к твоим родителям.

Тамарины родители были знакомы с Робби, и в целом хорошо к нему относились. Тем не менее, от таких известий Тамару кольнуло неприятное чувство, будто родные люди замышляют что-то за её спиной.

— Зачем?

— Рассказал им, что ты не одна, что с тобой всё в порядке и ты у меня. И, в целом, обсудил с ними, что случилось.

— Гадость с их стороны случилась, вот что, — сердито нахмурилась Тамара. — Как они могли так поступить. Просто бросить бабушку на произвол судьбы…