Читаем Многоръкият бог на далайна полностью

Един ден влезе в дома на стареца от другата страна — откъм складовете, натъпкани с всевъзможни богатства. И с учудване и дори завист огледа един склад, в който имаше безчет оръжия: очевидно старецът навремето е бил церег, или обратното, въоръжен изгнаник. Кой знае защо, му беше неудобно да го попита, а му зададе само въпроса откъде има всичко това.

— Оттук-оттам… — вдигна рамене старецът и изненадващо му разреши да взима оттам каквото си поиска.

Естествено първото нещо, което си избра Шооран, беше дългият и страшен дори на вид бич от мустак на парх. Бичът беше лек и гъвкав, но колкото и да опитваше, Шооран не успяваше да го размаха както трябва. Беше доста по-различен от детските играчки.

Привлечен от плющенето на бича, старецът излезе от алдан-шавара, погледа как момчето се упражнява и каза:

— Така ще си отрежеш ушите.

После взе оръжието от ръцете на Шооран, прецени тежестта му с ръка, тръсна го и изведнъж гъвкавият тънък бич се изправи, сякаш му бяха пъхнали вътре някаква пръчка, и единствено връхчето му се завъртя в кръг и засвистя. Старецът протегна ръка и тръгна напред. Бичът окоси разпердушинената от Шооран трева, после старецът плесна леко настрани, окоси още един разкрач и пак завъртя оръжието и то стана твърдо като преди миг. Шооран го гледаше зяпнал.

— Така се прави — каза старецът и уморено отпусна бича. — Научи се да го държиш право напред, по-нататък всичко става от само себе си. Ако го размахваш зад гърба си, най-много да се осакатиш. На, играй си.

От този ден Шооран не се разделяше с бича, не го остави дори когато зърното узря и цяла седмица трябваше да го жънат, да го лющят, да го сушат и да го прибират под земята. Сега старецът се запасяваше с повече зърно от обикновено, защото нали вече бяха двама. Част от сламата пък отнесе до мокрия оройхон, накисна я за четвърт час в нойта, после я извади и дълго я промива с чиста вода и я мачка, докато не се получи нещо леко и въздушно като изсушен харвах. От него, каза старецът, щял да направи на Шооран празнична дреха, същата като на синовете на одонтите. Засега Шооран се кипреше в жанч от мека кожа на бовер и с обуща от кожата на някаква морска гадина, която старецът беше донесъл през последния ден на мягмара.

Старецът правеше на Шооран подарък след подарък и когато момчето почваше да му благодари, само казваше:

— Не бързай да ми благодариш. Ще дойде ден, когато ще ме проклинаш.

— Никога — възразяваше Шооран.

— Така ли мислиш? Ами ако да речем утре ни намерят? В най-добрия случай церегите ще ни изгонят на мокрото и пак ще трябва да свикнеш да нагъваш чавга. Няма да е много приятно, нали?

— Обаче пак няма да те проклинам! — разпалено казваше Шооран.

— Не се заричай! — казваше старецът. — За бъдещето могат да говорят само Йороол-Гуй и Тенгер. Ние трябва да го чакаме… — И един ден замълча и добави нещо странно: — И по възможност да го правим.

Веднъж Шооран мина под земята под целия оройхон и привечер излезе на повърхността при най-далечния суур-тесег. Краят на оройхона беше съвсем близо и Шооран затича да види какво има там — дори сам си се учуди, че не го бе направил досега. Очакваше да види мокър оройхон, но нямаше да се смае, ако зърнеше още една благословена, но безлюдна страна. Вместо това обаче излезе на суха ивица, зад която димяха нажежените авари. Да не би да беше объркал посоката в шавара и да беше тръгнал на юг? Шооран хукна натам, където трябваше да е границата, и след няколко минути пак видя суха ивица и авари. Да, границата я имаше, но вместо суха ивица той видя само мъничко късче земя, сякаш притиснато от двете страни от нажежените камъни.

Шооран се разтревожи и хукна да разкаже на стареца какво е видял. Старецът, както обикновено вечер, седеше в стаята си, същата, в която бе донесъл болния Шооран първия ден, и на масата пред него имаше мях с ферментирал сок от туйван — такъв сок пиеха церегите и в очите на момчето той беше неизменна част от богатския живот, но момчето не обичаше вечерите, когато старецът вадеше меха от долното равнище: напиеше ли се, старецът се въсеше и почваше да крещи на някого, да го обвинява и да се оправдава. В такива вечери Шооран гледаше да се скрие някъде, за да не би старецът да почне да го ругае и дори да го изгони.

Сега обаче страхът от откритието му беше по-голям дори от страха от стареца и Шооран влезе при него и малко несвързано му разказа какво е видял. Старецът го изслуша мълчаливо, после вдигна почервенялото си от изпития сок лице и каза:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза