Мы вошли тихими шагами в улицу такого селения, которое мог увидеть и Александр Сергеевич Пушкин по дороге в Арзрум. Справа и слева, едва возвышаясь над землей, виднелись глиняные крыши и стены подземного сооружения, подобного тому, какое мы видели в Чубухлы на северном берегу Севана. Пирамиды из кизяка темнели между этими скромными жилищами. Ступы и корыта лежали рядом с входом в подземный дом. У домов, как солдаты над окопами, стояли женщины. Дети держались за юбки матерей. И те и другие смотрели на нас, как будто мы были привидения, слепленные из пыли и глины, от которых можно ожидать всего, раз они являются к людям в такой неурочный час.
Мы шли под тревожными, любопытными взглядами, сами не зная куда, еще слабо надеясь, что за этим убогим видом нас ошеломит огненная стена роскошного отеля.
Но, кроме десятка этих подземных жилищ, больше не было ничего. Мы остановились. К нам приблизились самые храбрые и самые любопытные.
Мы спросили:
— Что это за селение?
Все дружно сказали в ответ:
— Это Тазакенд!
— А есть рядом другой Тазакенд?
Человек, понимавший по-русски очень немного, все-таки понял и сказал:
— Энгер! Тазакенд! — Он обвел рукой скромные жилища. — Тазакенд тут!
— Выходит, это и есть Тазакенд? — растерянно сказал Вольф.
— С чем тебя и поздравляю! Не думай спрашивать, где здесь курорт и ресторан с люля-кебабом…
— Идешь откуда? — спросил старожил.
— Нор-Баязет!
— Нор-Баязет, — повторили все вокруг.
Женщины покачали головами, сказали:
— Вай-вай, Нор-Баязет!
Мы оглядывались, ища выход из положения. Я увидел, что в конце улицы возвышается какое-то сооружение, очень похожее на палатку. И мы направились туда. Жители решили, что живущие в палатке — наши знакомые и что мы будем там ночевать. Они вернулись к своим делам, а мы прошли последние подземные дворцы и вышли на самый конец селения.
Действительно, прямо на обрыве стояла палатку типичного экспедиционного образца. Недалеко от нее лежала груда старых бревен и досок. Мы приблизились к палатке. Вход в нее был закрыт. Из палатки доносился какой-то смутный говор, ворчание, кто-то, видимо, отчитывал кого-то, потому что по временам один голос хрипло повышался. По-видимому, сосед по палатке молча выслушивал гневный рык.
Дождавшись, когда наступило молчание, мы приоткрыли полу палатки. В палатке на кошме сидел огромный пес типичного кавказского образца и с любопытством всматривался в нас. Больше никого в палатке не было. Мы еще не успели рассмотреть внутренность палатки, как, открыв львиную пасть, пес так взревел, что мы мигом очутились рядом с бревнами, ожидая немедленных враждебных действий. Но пес, видимо, решил, что он не должен покидать своего поста, и не бросился за нами.
— Остается, — сказал удрученно Вольф, — спать на этих бревнах…
— Нет, — сказал я, — на этих бревнах мы будем только дремать. И вот почему. Хозяин палатки должен прийти. Это или геолог, или какой другой искатель, и он вернется в палатку спать. Вот если он не вернется, тогда дело другое. Главное, мы в Тазакенде…
К полуночи, при бледной луне, пришел хозяин. Это действительно оказался геолог. Он вернулся с гор, из-под перевала. Мы сидели на кошме, и пес Джихан лежал в стороне и мирно посапывал. Мы выпили горячего какао по огромной кружке, бросив в нее десять кусков сахару, и вышли перед сном из палатки. Издали, с перевала, долетал глухой рокот грозы, там блестели далекие молнии.
— Туман лег на неделю, — сказал геолог, — вам повезло…
Так как геолог был вполне земным человеком, не похожим на нашего дьявола в городском костюме, то его можно было спрашивать совершенно безопасно. И мы спросили:
— Далеко ли до Гехарда?
— До Гехарда? — ответил он. — Спите, а рано утром я вам покажу тропу на Гехард. Здесь почти рядом.
— Неужели это дьявол номер два? — спросил шепотом Вольф.
— Меня тоже кое-что смущает, но у фаустовского Мефистофеля все-таки был черный пудель, а тут старая кавказская овчарка. Меня смущает другое, и об этом я скажу тебе завтра утром…
Утро было никак не похоже на вчерашнее. И шли мы как будто по совсем иной стране. Не было уже ощущения пустыни. И хотя вокруг нас были каменные склоны, но легкая тропинка, убегающая вниз, уводила в гостеприимные, земные края.
Геолог прошел с нами несколько шагов по тропинке и сказал:
— Идите все вниз по ней и придете в Гехард.
Старый армянин, стоя над нами, сказал вслед по-армянски:
— Згуш кацек! (Будьте осторожны!)
И мы помахали ему на прощание.
— Что значит: будьте осторожны? — спросил Вольф. — Подумаешь, невидаль, мы кое-что похлестче видели. О чем ты хотел сказать мне утром?
— Понимаешь, — сказал я, — над самым Гехардом, если смотреть снизу, большие и довольно крутые базальтовые скалы. Как мы попадем на них, сейчас не знаю. Я только помню, что они снизу, от речки, выглядели довольно внушительными… Вот, пожалуй, почему наш армянский друг сказал об осторожности.
И мы почти побежали по тропе. Путь оказался все же не таким коротким.